Много лет спустя Кастро рассказывал об опыте в Боготе: «Картина абсолютно спонтанной общественной революции должно было оказать на меня огромное влияние»[33]. Он своими глазами увидел мощную силу, которую можно выпустить на свободу единичным событием, катализирующим недовольство широких слоев населения. Но без какого-либо центра, управляющего распределением этой силы, восстание было нескоординированно, а возникшие возможности для захвата власти были упущены. Это должно было усилить в Кастро уверенность, частично санкционированную кубинской историей, что мощные движения общественного протеста могут возникать спонтанно, но тесная связь с группами профессиональных революционеров также необходима для их организации. «Колумбийский парод, — как Кастро сказал позже, — оказался не в состоянии захватить власть из-за предательства фальшивых руководителей»[34].
Опыт, который получил Кастро за следующие четыре годы, с 1948 по 1952, способствовал окончательному разрушению его веры в то, что конституционные методы могут привести к политической и социальной перемене. Вскоре после беспорядков в Боготе пост президента вместо Грау занял еще один политик из Аутентикос. Им стал Карлос Прио Сокаррас, который, как и его предшественник, запутался в политической коррупции и протекционизме. В это время двадцатидвухлетний Кастро женился на юной студентке философского факультета из богатой семьи с Ориепте, Мирте Диас-Баларт, сестре его университетского друга. Хотя уже через год у них родился сын, казалось, что Кастро уделял мало времени новой семье, его жизнь была поглощена политической деятельностью в университете и за его пределами. В 1949 году он, наконец, снял с себя устоявшееся и наносящее политический ущерб обвинение в том, что он являлся членом СРМ, смело разоблачив пакт, недавно заключенный между президентом и этой бандой, через который последние согласились прекратить вражду в обмен на синекуры. Публичное разоблачение, сделанное Кастро, завоевало ему широкое общественное признание, а также гнев противников, и он был вынужден уйти в подполье, а затем и уехать до тех пор, пока ситуация не улучшится.
Вернувшись позже на Кубу, Кастро полностью посвящает себя учебе и оканчивает университет в 1950 году. С двумя другими выпускниками, имея небольшие средства, он устроился на практику в захудалом районе Гаваны. В последующие три года они взяли под защиту преследуемых рабочих, жителей трущоб, задержанных студентов и вообще всех бедняков, вряд ли зарабатывающих даже на ренту за жилье. Немного времени Кастро уделял пробиванию пути на общественную арену деятельности. Частый гость на радиопрограммах и сотрудник ежедневной газеты «Анерта», Кастро следовал примеру своего наставника руководителя Ортодоксос и журналиста Эдди Чибаса, бесстрашно браня администрацию Прио за ее продажность. Однако кампания по разоблачению правительства получила обратный ход из-за драматичного события: Чибас застрелился в финале одной из радиопрограмм из-за невозможности предъявить обещанные им очевидные доказательства причастности министра образования к актам коррупции. Самоубийство Чибаса было проявлением нестойкости, оно также выразило крушение надежд тех, кто пытался вызвать перемену на Кубе законным путем. Хотя многими годами позже Кастро объявил, что его политическая программа вдохновлялась Чибасом, он, в целом, ясно стремился к более радикальной стратегии перемен, что было очевидно из внутренних споров среди Ортодоксос между руководителями партии и его собственной небольшой фракцией АРО. От Чибаса Кастро много узнал о пропаганде, в частности о цене уверенности, о возможностях радиовещания в политике, по он не был так сильно убежден в нравственной кампании, как Чибас.
Несмотря на растущие сомнения по поводу парламентарных действий, Кастро выдвинул свою кандидатуру на выборах в 1952 году. Покинув избирательные списки Ортодоксос из-за робких партийных лидеров, Кастро выставлялся как кандидат в конгрессе от двух бедняцких районов. Во время предвыборной гонки он провел мощную кампанию, рассылая тысячи листовок и произнося несколько речей каждый день. Ортодоксос, возможно, выиграли бы выборы. Позже Кастро объявил, что если бы он стал конгрессменом, он бы использовал парламент как «отправную точку для создания революционной платформы и влияния на массы в ее пользу… Я убедился, что этого можно добиться только революционным путем, а не выполнением непосредственных перемен»[35]. Тем временем Батиста, который провел все эти годы в своем доме во Флориде, не касаясь политики Кубы, вернулся на остров, чтобы организовать новый военный переворот. Опасаясь победы Ортодоксос, он захватил власть еще до проведения выборов и объявил себя главой государства. Трудный опыт правительств, объявлявших о верности революции 1933 года, был, таким образом, закончен теми же, кто начинал эту революцию.
33
Szulc. Т 1987 Fideclass="underline" a Critical Portrait. Hutchinson, London, p. 123. For Castro’s account of the Bogota-7.0, see pp. 120 — 3 and Franqui 1980 pp. 13—19
35
Утверждение Кастро процитировано в Mencia М 1986 Tiempos Precursores, Editorial de Ciencias Sociales, Гавана, стр. 77 — 78