Большинство отчетов о забастовке 9 апреля считают ее полным провалом. Ома потерпела неудачу в свержении Батисты и действительно поддержала на короткое время уверенность диктатора, что события снова развиваются в его пользу. Как сказал американский посол: «Очевидно, Батиста ощутил свое могущественное влияние»[65]. Однако это мобилизовало тысячи кубинских рабочих. В провинции Лас-Вильяс остановилось большинство промышленных и обслуживающих предприятий, город Сагуа Ла Гранде, на севере провинции, был захвачен рабочими, которые на короткое время продержались против армии и воздушных сил. Провинция Камагуэй была приведена в смятение забастовочными акциями за два дня, в то время как города Ориенте были парализованы восстаниями и уличными стычками. Однако на западе только несколько тысяч рабочих подняли мятежи. Там проводились просто отдельные диверсионные акты[66]. Фактически это являлось повторением забастовки образца августа 1957 года. Но урок, извлеченный на этот раз, был совершенно другим.
Через 24 дня на решающем собрании руководителей Движения в Сьерре лидеры «льяно» подверглись нападкам за недостаточную организацию забастовки, за стихийность и невключение рабочих в подготовку и на самом деле, за те же самые действия, которые лежали в основе стратегии Кастро в Монкада. Забастовка тайно подготавливалась небольшой сетью сторонников Движения среди рабочих — «Национальным Рабочим Фронтом» (НРФ), полагаясь на призыв к рабочим по радио, доходящий до самых низших слоев. Рабочие организаторы Движения также отказались вовлекать в подготовку коммунистов, организаторы Движения 26 июля разделяли устоявшееся недоверие к ним[67]. Но более важным объяснением провала забастовки, отойдя от различий между востоком и западом, является то, то она произошла не в тот момент, когда бы протест рабочих был единым, а режим Батисты стоял бы на краю развала. Тем не менее заключение, сделанное собранием, состояло в том, что они потерпели неудачу из-за недостатков руководства «льяно» и что хотя перспектива всеобщей забастовки должна быть сохранена, но главное значение с того дня будет уделяться военной кампании[68].
Акция 9 апреля явилась водоразделом в борьбе против Батисты. Она усилила влияние Кастро в руководстве Движения 26 июля и дискредитировала организаторов «льяно». Национальный директорат был перемещен в Сьерру, и Кастро стал верховным командующим Движения. Его вера в рабочие и гражданские фронты в городах сильно поколебалась. В резком письме к Селии Санчес он писал: «Никто больше не сможет заставить меня поверить в организацию снова… Я считаюсь руководителем Движения и в глазах истории я должен взять ответственность за глупость других, и я — дерьмо, которое ничего не может решить. Прощая главарей оппозиции, каждый старается все больше делать то, что ему кажется делом. Я не такой дурак, чтобы не осознавать этого и чтобы гоняться за мечтами и призраками. Я не избавлюсь от своего критического настроения и интуиции и особенно сейчас, когда на мне лежит больше ответственности, чем когда-либо в жизни.
67
See ‘Una reunión decisiva’, in Guevara E 1968 Obra Revolucionaria. 2nd edn, Era, Mexico, p. 237; and in 1970 Obras 1957 — 67 (2 vols), Maspéro, Paris, vol 2 p. 98