– Орден Святого Лазаря пережил бессчетные сражения с кельтами, думаешь, дюжина безумных рыцарей пошатнет его позиции?
«Вопящий Ангел» кивнул своей огромной башней.
– Я хотел бы выпустить в мир куда больше отпрысков «Керржеса». И выпустил бы, если б не эта глупая промашка. Но я и без того добился своей цели. Только представь себе – цвет лазаритского рыцарства уничтожил сам себя в приступе безумной ярости. Ты ведь знаешь, как Церковь относится к убийцам и самоубийцам, Паук?
Гримберт промолчал. Он знал.
– Убей я их собственноручно или замани в ловушку – они стали бы мучениками и павшими воинами Христа. Однако, заставив их наброситься друг на друга, я поступил несравнимо умнее. Я погубил не только их, но и их души. Их прах не обретет спокойствия в монастырском склепе. Их тела не будут отпеты. Их имена не станут прославлять потомки. В их честь не будут звучать молитвы. Их вымарают из церковного информатория, как вымарывают еретиков и грешников. Для своих уцелевших собратьев они навеки останутся самоубийцами и душегубами. Как думаешь, орден перенесет такое?
Да, подумал Гримберт, это может сработать. Для обескровленного и лишенного былой силы ордена Святого Лазаря это может стать смертельным ударом. Кто по доброй воле захочет посвятить жизнь ордену, братья которого устроили кровавую вакханалию? Кто станет молиться пятке, сотворившей страшное Грауштейнское чудо?
– Ты погубил не только своих братьев, Герард. Как насчет двух тысяч паломников, чьи тела лежат в храме? Ради чего они расстались с жизнью?
– Паломники… – судя по звуку, Герард звучно сплюнул. – Не пытайся облачиться в тогу милосердия, Паук, она идет тебе не больше, чем ядовитой змее – герцогская корона. Ты ведь думаешь сейчас отнюдь не об этих погибших агнцах.
– О чем же я думаю?
– О том, почему я позволяю себе болтать с тобой вместо того, чтоб превратить в пепел. Мало того, рассказываю тебе детали, которые тебе определенно не стоило бы знать. Ну же, подумай. Прояви свой хваленый паучий ум.
Гримберту потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями.
– Ты не хочешь меня убивать, – осторожно произнес он, стараясь не смотреть в сторону распахнутых пастей осадных мортир «Ангела». – Иначе уже сделал бы это. Ты хочешь… предложить мне что-то.
– Я сразу понял, что ты смышлен, – голос приора Герарда звучал удовлетворенно. – Еще тогда, когда мы впервые встретились. Может, не так умен и изворотлив, как Лаубер, однако в тебе есть хорошие задатки.
– Если тебе нужен компаньон…
– Мне не нужен компаньон, – мягко перебил его Герард. – Мне нужен свидетель.
– Что ты имеешь в виду?
– Грауштейн на краю земли, но не за ним. Его долгое молчание в эфире не могли не заметить во внешнем мире. А значит, самое позднее через несколько дней сюда прибудут церковные дознаватели. И учинят такое расследование, которое не учинял даже Господь по поводу пропавшего яблока в Эдеме. Этот гранит тверд, но они будут рыть его носами, точно мягкую землю, вплоть до адских глубин, если потребуется. Моими свидетелями должны быть стать Ягеллон и Томаш, но теперь оба мертвы. Они были алчными ублюдками, но они были мне нужны. Если я убью и тебя, то останусь единственным живым рыцарем во всем монастыре, а это не может не вызвать подозрений.
– Ты хочешь, чтобы я выступил твоим защитником перед лицом Святого престола? И что я должен буду сказать?
– Правду, – кажется, приор улыбнулся. – Правду в том виде, в котором она устроит дознавателей ордена и в котором она еще недавно устраивала тебя. Хозяином «Керржеса» был Шварцрабэ, самозванец, убийца и безумный антихрист, обиженный на Святой престол. Он проник в монастырь, чтобы устроить бойню, но, разоблаченный, вынужден был покончить с собой.
– Они будут проверять.
– Плевать! – резко отозвался приор. – Улики превратились в пыль, покоящуюся на дне Сарматского океана!
Помедлив, Гримберт задал вопрос. Так аккуратно и мягко, будто тот был снарядом с неисправным взрывателем, застрявшим в стволе. Этот вопрос занимал его слишком давно – уже несколько минут – с тех пор, как он осознал, к чему идет разговор.