Профессор остолбенело замолчал с широко открытым ртом.
Мартин Уэндл покачал головой. В первый раз Дрейстайн осознал бесконечную красоту и мудрость грустного, некрасивого лица, похожего на лицо Линкольна.
— Нет, Дьявол, — сказал он, — ты знаешь, я очень долго тебя искал.
Пес глухо зарычал и послал мысль: «Я вынужден вас убить. Как ты докопался?»
— Помнишь своего первого хозяина. Дьявол? Помнишь Роджера Бэкона? — спросил Уэндл.
«Я никогда не забуду хозяина. Он был не таким, как остальные люди».
— Он не был человеком, Дьявол. Посмотри мне в глаза.
Шерсть на загривке опала. Глаза стали вопросительными. Кончик хвоста застыл.
Мартин Уэндл сказал:
— Я долго тебя искал, Дьявол. Это долгий, трудный и одинокий путь — дорога к лучшему миру. Homo sapiens нуждался в помощи собаки, чтобы дойти туда, куда он дошел. Для Homo superior путь будет легче, если бок о бок с ним пойдет Canis superior. Пойдешь со мною рядом, Дьявол.
«Да, хозяин. Мы пойдем вперед вместе».
Когда они были у дверей. Дьявол обернулся и посмотрел через могучее плечо на профессора.
«Не беспокойся, — сказал Мартин Уэндл телепатически. — К утру ни он, ни его слуга о нас не будут помнить».
Дьявол с удовлетворением глубоко вздохнул и потрусил вслед. Его хвост вилял: вправо-влево, вправо-влево…
Пер. изд.: Reynolds M. And Thou Beside Me: в сб.: SF Adventures in Mutation; ed. by G. Conklin. - N. Y.: 1965. c перевод на русский язык, Кузнецов К. Э., 1993.
СЛУЧАЙ С ИНОПЛАНЕТЯНИНОМ
Оторвавшись от шахматной партии, над которой он размышлял, мой друг поднял голову. Повертев в своих узловатых старческих пальцах слона, он поставил фигуру, как мне показалось, вовсе не на ту клетку, с какой взял.
Он откинулся в кресле; на его оплывшем лице мелькнула усмешка.
— Похоже, нам придется принимать гостей, доктор.
Стояла поздняя осень с ее густыми туманами, и наша квартира на Бейкер-стрит казалась отрезанной от всего мира. Откуда-то издалека доносились гудки клаксонов; вода с крыши капала на подоконник. Внезапно я услышал приглушенное рычание автомобильного двигателя: машина как будто проехала несколько метров, остановилась, затем двинулась дальше.
— Должно быть, разыскивают наш дом, — проговорил мой друг. — К кому еще можно явиться в столь поздний час?
— Мало ли, — отозвался я. Видно, ему не давала покоя память о делах и событиях чуть ли не полувековой давности, когда у нас ни днем, ни ночью не было отбоя от посетителей. Не совершил ли я ошибку, когда, поддавшись на уговоры родственников Холмса, согласился поселиться вместе с ним в нашей старой квартире в доме N 221-6 по Бейкер-стрит, чтобы скрасить последние годы жизни пожилого сыщика? По словам его родственников выходило, что мой друг с трудом переносил пребывание на пасеке в Сассексе, куда он, отойдя от дел, удалился в 1914 году в возрасте шестидесяти лет.
Холмс между тем внимательно прислушивался.
— Так-так… вылезает из машины… подходит к двери… освещает фонариком номер дома… не тот, но уже близко… возвращается к машине… запирает ее… идет сюда!
Сказать по правде, мне подумалось, что старикан грезит наяву, однако взгляд его некогда острых, а теперь слегка слезящихся глаз устремлен был на колокольчик ночного звонка. Когда тот зазвенел, мой друг удовлетворенно хохотнул, встал, опираясь на палку, прошаркал к переговорной трубе и попросил нашего посетителя подняться.
Через какое-то мгновение в дверь постучали. Я пошел открывать.
Порог переступил моложавый черноволосый мужчина, чье чисто выбритое лицо наполовину закрывали роговые очки с темными стеклами. Модный, прекрасно сшитый костюм скрадывал некоторую грузность его фигуры. Я заключил по его виду, что он — завсегдатай клубов и ресторанов.
Меня поразило восклицание моего друга:
— Рад видеть вас снова, мистер Норвуд! Как чувствует себя ваш отец, сэр Александр?
Посетитель выглядел изумленным:
— Ну и ну, мистер Холмс! Прошло ведь тридцать лет с тех пор, как вы видели меня. В 1903 году мне было всего лишь пять или шесть лет. Я думал, мне придется представляться, быть может, напомнить вам имя моего отца.
Хмыкнув, сыщик указал гостю на кресло.
— Hи к чему, ни к чему. Я отчетливо помню все подробности того дела, когда имел честь помогать вашему замечательному отцу. Это была… дай Бог памяти… ну да, загадка Глостон-Мэнор. Совершенно верно, загадка Глостон-Мэнор. И потом, уверяю вас, молодой человек, вы чрезвычайно похожи на своего отца. Как говорят американцы, вы — вылитый сэр Александр. Ведь американцы говорят именно так, а, доктор?
— Не знаю, — сказал я холодно. Ему давно уже надлежало быть в постели, а не вести светскую беседу.
Холмс осторожно опустился в кресло и потянулся за табаком и трубкой, искоса поглядывая на меня. Обычно в такую поздноту ему возбранялось курить. Довольно фыркнув, как я полагаю, из-за того, что нарушил мой запрет, он сказал:
— Мне кажется, молодой человек, вы пришли сюда по собственному почину, а не по поручению сэра Александра.
Посетитель посмотрел в мою сторону.
Сыщик хихикнул.
— Доктор — мой верный помощник.
Он представил нас друг другу, раскурил трубку, уронил на пол спичку и выпустил изо рта клуб дыма. Следующие его слова больно меня задели.
— Я думаю, на него можно положиться.
Мы обменялись церемонными кивками, и наш клиент начал свой рассказ.
— Сэр, мой отец весьма высокого мнения о вас.
— Значит, наши чувства взаимны. В вашем отце на меня произвели огромное впечатление его честность, приверженность долгу и благородство.
Холмс снова хихикнул; он словно по-детски радовался тому, что может продемонстрировать мне ясность рассудка.
Мне показалось, впрочем, что Питера Норвуда слова моего друга отнюдь не обрадовали. Помявшись, он сказал:
— Тогда вы, верно, огорчитесь, узнав, что он начал сдавать.
Отставной детектив нахмурился.
— Вот как? Вы меня расстроили. Однако, если я не ошибаюсь, сэру Александру идет восьмой десяток?
Старый лицемер произнес это с таким видом, будто не он, а кто-то другой был старше сэра Александра на добрые десять лет.
Норвуд кивнул.
— Да, ему семьдесят восемь.
Он снова замялся.
— Вы спрашивали, пришел ли я по поручению отца или по собственной воле. Вообще-то он посылал меня к вам, однако я сам был бы не прочь оказаться в числе ваших клиентов.
— Да? — пробормотал мой друг. Он сцепил сноп скрюченные пальцы, а водянистые глаза его, должен признать, зажглись былым светом. Он весь напрягся, точно гончая, которая услышала в отдалении шум приближающейся охоты. И старость не была ему помехой.
Питер Норвуд выпятил полные губы.
— Буду с вами откровенен, сэр. Жить моему отцу осталось недолго, а в последнее время он начал непозволительным образом расходовать свое состояние.
— Вы его наследник? — спросил я.
Норвуд кивнул.
— Да, единственный наследник. Так что если мой отец пустит на ветер свои деньги, я останусь ни с чем.
Сыщик пожевал губами.
— Пустит на ветер? По правде сказать, молодой человек, я не считал его способным на подобное.
— Мой отец намеревается оставить большую часть своего состояния кучке шарлатанов, я бы даже сказал, психов. Они именуют себя Обществом Защиты Мира, — Питер Норвуд, не сдержавшись, фыркнул и поглядел на нас. — Вы о таком не слышали?
Мы покачали головами.
— Расскажите, если вам не трудно, — попросил я.
— Мой отец — он член-основатель этого общества — вместе со своими приятелями утверждает, будто среди нас имеются иноземцы.
— Иноземцы? — переспросил я. — Но что здесь такого? В Лондоне на самом деле полным-полно иноземцев.
Питер Норвуд повернулся ко мне.
— Но не из космоса же, — сказал он, — не инопланетяне! — Он презрительно махнул рукой. — Сплошные разговоры о человечках с Марса, космических кораблях и прочей белиберде.
Даже мой друг как будто удивился.
— Что? Вы хотите сказать, сэр Александр верит в это? Почему?
На округлом лице молодого человека мелькнула гримаса отвращения.