Вторая проблема была связана с Франсис. Франсис, безусловно, ссудила бы шестьсот песет и оплатила обратный билет для Селины, если б Джордж заставил себя обратиться к ней с такой просьбой. Но говорить с Франсис о деньгах... Джорджу не хотелось этого делать ни ради Рудольфо, ни ради девочки, которая приехала в Кала Фуэрте искать отца: ведь расплачиваться с Франсис все равно пришлось бы ему самому.
Краем глаза Джордж заметил какое-то движение в Каса Барко; присмотревшись, он увидел на террасе Хуаниту, которая вешала на бельевую веревку красно-белое одеяло с тахты. Хуанита была в розовом платье и коричневом переднике; повесив одеяло, она зашла на секунду в дом, вернулась со щеткой и принялась сметать в кучу черепки от разбившихся ночью цветочных горшков.
Джорджу предстояло как-то объяснить Хуаните присутствие Селины в его кровати. Он всегда старательно избегал двусмысленных ситуаций и понятия не имел, какова может быть реакция Хуаниты. Обманывать ее ему не хотелось, но и терять не хотелось тоже — ни при каких обстоятельствах. Конечно, он мог сказать ей правду, но правда была настолько невероятной, что такая простая душа, как Хуанита, вряд ли сумеет правильно все понять. Напрашивался еще один вариант: сказать, что Селина — его родственница, приехавшая на денек и застрявшая в доме из-за грозы. После недолгих размышлений Джордж склонился к последнему — тем более, что это было больше похоже на правду. Выбросив за борт сигарету, он спустился в шлюпку и неторопливо поплыл к Каса Барко.
Хуанита на кухне кипятила в чайнике воду для кофе.
— Buenos dias, Juanita.
Она с улыбкой обернулась.
— Buenos dias, señor.
Джордж решил действовать напрямую.
— Ты не разбудила сеньориту, когда брала из колодца воду?
— Нет, сеньор, она спит, как дитя.
Джордж пристально поглядел на Хуаниту. В ее голосе слышались лирические нотки, глаза излучали нежность. Вот уж чего Джордж меньше всего ожидал! Он даже не успел рассказать историю о приехавшей его навестить кузине, а Хуанита уже растаяла... почему?
— Ты... поднималась наверх?
— Si, señor, я пошла взглянуть, не проснулась ли она. — И добавила с мягким упреком: — А почему вы мне никогда не говорили, что у вас есть дочь?
Джордж нащупал сзади спинку тахты и сел.
— Я тебе никогда не говорил? — тупо переспросил он.
— Нет, ни словечка. А тут утром, когда я проходила через Кала Фуэрте, Мария сказала, что дочь сеньора в Каса Барко... я ей не поверила. Но это правда.
Джордж прочистил горло и сказал с напускным равнодушием:
— Тебе сказала Мария. А Марии кто сказал?
— Томеу.
— Томеу?
— Si, señor. Таксист, с которым она приехала, полдня просидел у Рудольфо в баре. Он и сказал Розите — она там работает, — что привез в Каса Барко дочку сеньора Даера. Розита, когда пришла покупать стиральный порошок, сказала Томеу, а Томеу сказал Марии, а Мария сказала Хуаните.
— И всей остальной деревне, чтоб мне провалиться... — пробормотал Джордж по-английски и мысленно проклял Селину.
— Señor?
— Нет, ничего, Хуанита...
— Вы что, не рады, что к вам приехала дочка?
— Рад, конечно.
— Я не знала, что вы были женаты.
Джордж, секунду поколебавшись, сказал:
— Ее мать давно умерла.
Хуанита в отчаянии всплеснула руками.
— Ах, какое горе, сеньор! А кто же воспитывал сеньориту?
— Бабушка, — сказал Джордж, гадая, как далеко он зайдет в своих стараниях утаить правду. — Скажи, Хуанита... Рудольфо знает, что... что сеньорита — моя дочь?
— Я его не видела, сеньор.
Чайник вскипел, и Хуанита налила воду в глиняный кувшин, в котором он научил ее заваривать кофе. Запах был упоительный, но Джорджа ничего не радовало. Хуанита прикрыла кофейник крышкой и сказала:
— Она очень красивая, сеньор.
— Красивая? — переспросил Джордж с искренним удивлением.
— Конечно, красивая. — Хуанита вынесла поднос на террасу. — И нечего передо мной прикидываться.
Джордж сел завтракать. Апельсин, сладкий хлеб — ensamada — и целый кофейник кофе. Хуанита, неслышно ступая, ушла в дом, где, по-видимому, занялась уборкой. Потом вышла на террасу с тазом, полным каких-то вещей.
— Сеньорита вчера во время грозы насквозь промокла, и я сказал, чтобы она бросила одежду на пол в ванной.
— Si, señor, я ее там и нашла.
— Постарайся побыстрей привести все в порядок. Ей больше нечего надеть.
— Si, señor.
Пройдя мимо Джорджа, Хуанита спустилась по ступенькам в свою крохотную прачечную, где регулярно стирала простыни, носки и рубашки, кипятя воду в огромном баке и пользуясь куском мыла, который по своим размерам и твердости больше смахивал на кирпич.
Первым делом надо было поговорить с Рудольфо. Проходя через дом, Джордж поглядел на антресоли, но оттуда не доносилось ни звука. Мысленно проклиная свою гостью, но опять не решившись ее разбудить, он вышел наружу и — не дав себе труда открыть дверь гаража и вывести машину, — отправился в деревню пешком.
Вскоре он об этом горько пожалел. По пути в гостиницу «Кала Фуэрте» не меньше семи человек поздравили его с приездом дочки. При каждой очередной встрече Джордж ускорял шаг, давая понять, что очень спешит; при этом он делал вид, что охотно бы остановился и обсудил радостное событие, но, к сожалению, время не позволяет. Наконец, запыхавшийся и вспотевший, с ощущением, что его заманили в ловушку, он добрался до бара Рудольфо и, раздвинув занавеску на двери, спросил, даже не переведя дух:
— Можно войти, Рудольфо?
Рудольфо перетирал стаканы за стойкой бара. Увидев Джорджа, он замер и расплылся в улыбке.
— Джордж, дружище!
И, поставив стакан на стойку, шагнул ему навстречу с распростертыми руками. Джордж посмотрел на него с опаской.
— Уж не собираешься ли ты мне врезать?
— Это ты должен меня ударить. Но я ничего не знал. Розита только сегодня утром сказала, что сеньорита — твоя дочь. Почему ты вчера молчал? Я понятия не имел, что у тебя есть дочка. Да еще такая красавица...
— Рудольфо, произошло недоразумение...
— Это моя вина. Но как ты мог подумать, что я откажусь помочь старому другу и его дочери?
— Но...
Рудольфо поднял руку.
— Никаких но. Конечно, шестьсот песет на дороге не валяются, но я не разорюсь.
— Рудольфо...
— Дружище, если ты еще скажешь хоть слово, я подумаю, что ты меня не простил. Иди сюда, выпьем по рюмочке коньяка...
Это было ужасно: Рудольфо отказывался выслушать правду, а принуждать его Джордж не собирался и потому только невнятно пробормотал:
— Я бы предпочел кофе...
Рудольфо пошел на кухню, чтобы отдать необходимые распоряжения, а Джордж взгромоздился на высокий табурет у стойки и закурил. Когда Рудольфо вернулся, он сказал;
— Ты получишь свои деньги. Мы дадим телеграмму в Лондон...
— Для этого тебе придется поехать в Сан-Антонио.
— Что ж, поеду. Как ты думаешь, когда может прийти перевод?
Рудольфо пожал плечами.
— Дня через два-три. А то и через неделю. Неважно. Я могу подождать.
— Ты славный малый, Рудольфо.
— Но я страшно обозлился. Ты знаешь, со мной такое бывает.
— И все равно я тебя люблю.
Кофе принесла Розита, невольная виновница случившегося. Джордж смотрел, как она ставит на стол крошечные чашечки, и думал о том, что в такую историю влипать ему никогда не приходилось. А еще он подумал — с легким замиранием сердца, — что теперь отпадает нужда просить Рудольфо еще об одном одолжении. Поскольку Селина — его дочь, незачем ее устраивать в гостиницу «Кала Фуэрте».
Селину разбудила Пёрл. Она где-то охотилась всю ночь и теперь, утомившись, искала удобное местечко, чтобы поспать.
Вернувшись в Каса Барко через террасу, кошка легко поднялась по лестнице на антресоли и бесшумно вспрыгнула на кровать. Селина открыла глаза и увидела перед собой белую усатую мордочку. Ярко-зеленые с черными зрачками глаза Пёрл так и светились от удовольствия. Она скомкала простыню, устраивая себе гнездышко, прижалась всем своим мягким пушистым тельцем к Селине и заснула.