Виктор вызвался ехать с Фифой на встречу, но день прошел, а от мамы не было никаких известий, телефон молчал. Номер, по которому она звонила, был «выключен или вне зоны…». Фифа волновалась. Виктор сердился. На следующее утро в ответ на Фифино: «Может можно куда-нибудь позвонить?» бросил сердитое: «Делай что хочешь!», и ушел на работу, хлопнув дверью. Фифе и без этого было не хорошо. Не понимая, что произошло с мамой, и что предпринять в такой ситуации, Фифа сосредоточилась на собственном самочувствии, её тошнило, но кажется вчера ничего такого не ели… чтобы так тошнило… Решив, сначала проснуться, Фифа пошла в душ, а когда вернулась на кухню, там сидела мама и пила кофе.
Фифа застыла в дверях. Мысли запутались: «Мама? Не может быть! Галюцинация! Что же я вчера съела?!». Столкнувшись с загадкой Фифин мозг быстро нашел разумное объяснение происходящему, в мистику он не верил, иначе бы долго выбирал между телепортацией и приведением.
– Что это на тебе?! – Строго спросила галлюцинация.
– Халат, – растерялась Фифа.
– Сними. И выброси эту дрянь.
– Мама? – неуверенно спросила Фифа.
– Точно я! Какой огромный телевизор!
– Это же твой…
– Я догадалась, но в масштабах этой кухни он смотрится монстром! Я знаю, что подарить тебе в следующий раз! Нормальную кофеварку, что за каменный век варить кофе в ковшике.
Мама ничуть не изменилась - даже когда она сидела, казалось, что она куда-то бежит. Однако Фифу кофеварка не волновала сейчас:
– Мама, как ты тут очутилась?!
– Так ты десять лет не меняла замок!
Это объяснение подошло бы, если бы мама жила в соседнем подъезде, Фифе нужно было большего!
– Мы тебя ждали вчера!
Мама поморщилась:
– Нас по каким-то ухабам тащили. Я все прокляла, а Боб был в восторге! Весь день восхищался просторами, красотами, и даже дорогами, правда, нашими, американскими. А в городе сразу в театр загнали, еле успели! «Слыхали ль вы?» - напела мама. Бац, и наповал!
– А позвонить?
– Телефон естественно разрядился.
Мир вернулся в границы нормального.
– Мы волновались, не знали, что делать!
– А где твой благоверный?
– На работе. У них воскресенье – самый тяжелый день…
– Замечательно. Вечером наших мужчин рассмотрим, а сейчас давай, одевайся скорей, пойдем, у нас мало времени, пока мой восхищается красотами пригорода и царских дворцов! Мы завтра улетаем домой.
– Завтра?
– Ну не грусти, детка, ты уже большая, можешь ко мне в гости как-нибудь наведаться!
Они поехали на кладбище. Фифу удивило, как уверенно мама ведет себя в церкви: накинула на голову шарфик, крестится, покупает свечи, молится. Фифе тут было не уютно, словно без спросу зашла в чужой дом, хотелось поскорей уйти от этого запаха, от осуждающих взглядов старушек на ее джинсы.
– Ты верующая? – Спросила Фифа на улице.
– Как сказать. Все-таки чужбина, она и есть…, как ни хорошо там живется, но хочется прикоснуться к родине, я не очень-то праведная христианка, но я нашла маленький, храм, совсем недалеко от дома… ортодоксальная церковь, там много русских. Захожу туда, когда взгрустнется, словно со своими поговорить, с Филиппом.
Посреди городского гвалта степенность старого кладбища не нагнетала уныния, вековые деревья густо усыпали дорожки золотом и шорох листьев казался самым громким звуком в округе.
Фифа с мамой зажгли свечи на могиле.
– Бабушка твоя была мудрая и сильная женщина, я ее иногда вспоминаю, она меня очень не любила…
Фифа побаивалась разговора о папе и бабушке, очень не хотелось видеть, как мама будет оправдываться, или лукавить, но и перебивать не хотелось… Фифа слушала, негромкий мамин голос, далекие голоса других людей, крики птиц, шуршание листьев.
– Она никогда не опускалась до сплетен, – продолжала мама, – не в том смысле, что не распускала или передавала, это даже и представить себе не возможно, ты сама, наверняка это знаешь, – Фифа кивнула, – она никого не слушала, всегда решала все сама, но и в чужие дела не лезла.
Мама помолчала.
– Сколько тогда разговоров было, когда Филипп ушел из института! Все твердили, что это моя вина… Нас-то как раз это очень устраивало. Но ни разу я не слышала, чтобы Алла Владимировна вступила в подобный разговор! Хотя мы ее не просили ни о чем.
Фифа перестала отвлекаться на птичьи крики, она почувствовала, что то, что говорила мама, для нее сейчас важнее всего.
– Филипп, твой папа, был очень талантливым ученым, да что там, я думаю, он был гений. Я не знала толком, чем он занимается, но когда его тему закрыли, казалось, что он не переживёт. Собственно так и вышло, просто не сразу. Ему предложили, правда, другое место, имелось в виду – к военным, но Филипп категорически отказался. Как-то обмолвился, что они захотят сотворить второго гитлера его руками, не знаю, так ли это или преувеличение, но в институте поговаривали о чем-то похожем, и еще, что если бы Филипп смог довести идею до конца – ему бы была обеспечена Нобелевка, без сомнения. Что я понимала тогда? Филипп большой ученый, а я закончила школу и все! В институт провалилась и устроилась работать, пробирки мыть, думала на год...Меня там не любили. До моего прихода Филипп на женщин не смотрел… Кстати, ты же теперь в том же институте? Тебя там не обижают?