– Вас это огорчает?
– Если честно, да, – городской голова взъерошил волосы пухлой ладошкой. – Я бы обязательно взял его к себе на службу. Может быть, я так и сделаю, если меня к тому времени не сведет в могилу политика.
– А Мари?
– Послезавтра отправляется в Коллегию. Ее берут сразу на третий курс; ученый совет в восторге, ей пророчат звездное будущее и докторскую степень. Я перевел на ее имя в столичном банке кое-какую наличность – пусть развлекается. Взрослая девка, чего ей сидеть в этой глуши? Освоится на месте, женится, заведет детей… У каждого своя дорога в жизни, Фигаро и не мне это менять.
Он отхлебнул из бутылочки (по кабинету поплыл явственный коньячный запах) и хлопнул в ладоши.
– Теперь к делу! Фигаро, я Вас поздравляю! Вы закрыли это дело, причем сделали это с минимальным возможным ущербом для всех сторон-участников. Поэтому я решил удвоить Ваш гонорар и обратился к старшему смотрителю Френну с просьбой ходатайствовать в Департамент о Вашем повышении.
– Вы очень любезны, – следователь вежливо кивнул.
– Вот чек на Ваше имя. Обналичить можно в любое удобное для Вас время в банке «Фокстрот». Думаю, Вы будете довольны.
– И опять-таки спасибо. Признаться, я поиздержался.
– Вижу. Купили себе новый плащ и башмаки? Одобряю!
– Угум-с… А скажите-ка Матик, где в этом городе можно купить пару хороших калош?
– Калош? – Матик удивленно поднял брови. – Хм… Знаете, Фигаро, к нам их, как-то, не завозят… А вообще – берите мои. Я все равно их не ношу.
…Пузатый самовар самодовольно пыхтел, сверкая бронзовыми боками, источавшими ленивый жар, навевающий сладкую дремоту. Он был огромен и монументален, этот благостный царь всея столов, столиков и столишек, король больших и малых кофеен, увенчанный черным, как смоль, солдатским сапогом, и словно бы неким чародейством создавал вокруг себя особое пространство, уютное и по-домашнему складное, напоенное ароматами клубничного варенья, малиновых листьев, сдобных булок и, конечно же, чая – с молоком, чабрецом и розовыми лепестками.
Фигаро сделал большой глоток, обмакнул булку в варенье и томно вздохнув, промокнул вспотевший лоб. За окном клубилась вечерняя тьма, и вкрадчиво шелестел дождь; здесь же, на кухне тетушки Марты, ярко горели свечи, звенела посуда, и попыхивал на печке домашний плов.
– …Дайте, пожалуйста, салфетку, тетя Марта. Спасибо… И тогда инквизиторы его увели. Даже не надевали наручники и были очень вежливы. Но с того момента, как мы вошли в редут, с нами постоянно были четыре Светлые Сестры. Все, как одна, с револьверами, кстати.
– Бог мой, Фигаро, ну и страсти Вы рассказываете! – Марта Брин всплеснула руками. – И это в нашем городке! Вот уж никогда бы не подумала, что Вам испортили пальто колдовством!
– Да, хорошее было пальто, – загрустил следователь. – Английское, между прочим. Я его купил еще когда был студентом.
– Ах так? – тетушка Марта уперла руки в бока. – А я говорю – дрянь было пальто. Старое, как самогонщик Вискряк и такое же потасканное. И хорошо, что этот колдун его спалил, а то бы Вы никогда не сподобились купить новое. А костюм – так это вообще ни в какие ворота не лезет! Ну как можно постоянно ходить во всем коричневом?
– Ну…
– А вот и пунш! Пейте, Фигаро, пейте. В дождливый день мужчина должен пропустить за ужином пару стаканчиков, иначе его начнет одолевать хандра. И не спорьте – я в таких вещах разбираюсь получше вашего!
– Да разве ж я спорю…
– Вот что, Фигаро – завтра же Вы отправитесь со мной в трикотажную лавку к Мэри Воронцовой, и мы выберем Вам нормальный костюм. В этом сезоне очень модно носить такие, знаете, короткие пиджаки с двумя пуговками. И не прячьте Вы кобуру – все равно видно, а смотрится глупо! Подумаешь, револьвер, их каждый жандарм в городе таскает.
– Ну, хорошо, хорошо! – следователь поднял руки и засмеялся. – Думаю, самое время подновить свой гардероб. – Он отхлебнул пунша и зажмурился. – Горячо. Знаете, вся эта история с Метлби выбила меня из колеи. Просто интересно: как долго неплохие, в общем-то, люди будут оправдывать всякие гадости благородными побуждениями? Тот судья и защитник слабых, другой вообще Робин Гуд местного разлива, а как присмотришься – два бандита. Кошмар, право слово…
– Любовь, – Марта Брин многозначительно подняла к потолку чайную ложку.
– Любовь? Ну, это Вы загнули! Любовь это когда цветы, лебеди, серенады…
– …дуэли, Отелло, девочки, глотающие стрихнин, разбитые сердца…
– Э-э-э… А, черт с ними со всеми. Налейте-ка еще пунша.
– Вы, надеюсь, не собираетесь уезжать завтра же вечером? – тетушка Марта пригрозила Фигаро пальцем. – Имейте в виду, я Вас не отпущу! И смертельно обижусь!
– Да нет, что Вы. Я задержусь до конца недели. Не хочется никуда ехать в такую погоду… Вот что, тетя Марта, а давайте я Вам расскажу, как я ловил вампира?
– Наврете, небось, с три короба…
– Ну почему же сразу – «наврете»? Слушайте: однажды темной-темной ночью, в одном городе, который не отмечен на картах…
2
Нет, не было, и вряд ли когда-нибудь появится на свете должность более безблагодатная, чем станционный смотритель.
Это справедливо для абсолютного большинства несчастных, затюканных чиновников, о которых не вытирает ноги только очень ленивый пассажир, или, наоборот – пассажир широкой души. Например, монах Пути Семи Ромашек или закаленный в судейских боях адвокат.
Их судьба проста, как пук дратвы; их оклад мизерен, здоровье дрянь, а пищеварение… О пищеварении станционных смотрителей мы не скажем ни слова, дорогой читатель! Потому что, вполне вероятно, ты, листая эти страницы, жуешь бутерброд с колбасой или галету.
Скажем просто: судьба станционного смотрителя печальна.
Если, конечно, вы не Валдис Борн, станционный смотритель со станции «Тудымский Тупичок».
Если Вы откроете «Путеводитель по железнодорожным путям королевства», Вы не найдете в нем этой станции. Нет ее и в гораздо более полном, но под завязку набитом частными объявлениями «Ежегоднике путешественника», этом дрянном периодическом издании, что печатают на жуткого вида серой бумаге, в которую уважающий себя человек не завернет даже лежалый окорок. «Тупичок» есть только на станционных картах Западных Отрогов, зато единственный поезд, который ходит туда это знаменитый литерный «А», гроза железнодорожных путей, разгоняющий всякую мелочь, вроде «Тринадцатого» или «Синего экспресса» на объездные пути, навроде того как строгий корчмарь разгоняет поутру пинками нерадивую прислугу.
«Тупичок» – станция со своей историей. История эта, правда, довольно дурацкая: никакой станции в глухих полях, в десяти верстах от Нижнего Тудыма, не должно было быть и в помине. Просто однажды, празднуя окончание войны между Королевством и Византийской Маркой, бригада строителей, прокладывавших пути, перебрала лишку и взяла на несколько верст восточнее главной магистрали. Когда казенный спирт, наконец, закончился, у Пятой Ветки появился «отросток», почти добравшийся до городка. Демонтировать пути было долго, достраивать – дорого, поэтому в транспортном министерстве покумекали и решили оставить все так, как есть. Саму станцию возводили уже власти Тудыма (естественно, за счет города).
Как только последний кирпич аккуратного белого домика лег на место, городской голова Винсент Матик поспешил торжественно перерезать протянутую над рельсами ленточку, тем самым заграбастав все лавры. Стоит ли говорить, что за такой подвиг Матик был тут же переизбран еще на пять лет и удостоился специальной муниципальной награды: маленького мраморного паровозика-статуэтки.
Жители Нижнего Тудыма мгновенно оценили все преимущества нового транспорта: добираться до ближайшего города на перекладных выходило дорого и неудобно. Гораздо проще было заплатить пару серебряков за билет в отапливаемом вагоне, где можно спокойно есть курицу и горланить песни с попутчиками, попутно гоняя услужливого проводника за водкой, чем трястись на ухабах в разбитой повозке с протекающим тентом и дружным семейством клопов в сиденьях, из которых пучками лез конский волос.