– …Который на этом моменте превращается в Виктора Вивальди…
– …заплатил за номер, поругался с горничной и около полуночи вызвал к себе прислугу. Виктум, очевидно, немного опоздал, поэтому так расстроился, что перерезал себе горло. Типа как самурай, не вынесший позора, режет себе брюхо наискосок. Вивальди, натурально, ужаснулся такому экспрессивному проявлению местных нравов и в панике сбежал заливать шок в какой-нибудь кабак.
– Полный бред.
– Полный и абсолютный, – Смайл покачал головой. – Я уже послал человека проверить, не остановился ли этот Вивальди где-нибудь еще.
– Пустая трата времени. – Следователь пыхнул трубкой. – Так вы его не найдете.
– Стоп! – главжандарм встал с бильярдного стола и отряхнул брюки. – Фигаро, хватит темнить. Вы говорили, что у Вас есть какая-то идея. Выкладывайте.
Фигаро достал из кармана носовой платок, трубно высморкался и покачал головой.
– Это уже не идея. Я почти уверен в своей правоте.
– Я слушаю. И что, черт подери, это за трубка, которой Вы тыкали под нос станционному смотрителю и этому Виктуму?
– Детектор асинхронных колебаний. Ну, или «мерило», если по-простому. Регистрирует остаточные следы ворожбы.
– И?..
– Показания есть в обоих случаях, но нетипичные. Следы эфирных напряжений слабые. Использованной силы явно недостаточно для сотворения даже простейшего заклятья. Меня больше всего насторожило странное поведение погибших перед смертью и состояние господина Борна.
– Что Вы имеете в виду?
– Головная боль. Отсутствие аппетита. Провалы в памяти, тремор рук и проблемы с ориентацией. И это еще не все. У этого слуги из номера хватило сил перерезать самому себе горло, что уже на грани возможного. Плюс судороги, не до конца расслабленные мышцы. Я уверен, что вскрытие покажет полнокровие мозговых оболочек, возможно, даже, точечные кровоизлияния.
– И что все это значит?
– Скорее всего, – Фигаро говорил медленно и четко, – вы имеете дело с псиоником. Причем псиоником, чьи возможности существенно превосходят средние показатели для псиоников в целом.
– И что все это значит? – Смайл нахмурился.
Фигаро вздохнул и пустился в разъяснения:
– Псионик, по определению, это колдун, чья специализация – контроль чужого разума. Но колдун необычный, не такой, с какими привыкла работать Инквизиция. Понимаете, Винсент, колдуны, обыкновенно, используют для сотворения заклинаний специальные формулы и сложные ритуальные конструкции. Ну, там, машут руками, произносят разную тарабарщину, проводят головоломные вычисления узловых нагрузок и всякое такое. Псионикам это не нужно. Если колдуна сравнить с глубоководным ныряльщиком – чем глубже, тем профессионализм выше, то псионик – рыба в океане.
– Почему так? – жандарм внимательно слушал; лицо его было напряжено.
– Есть колдовские действия, которые чародеи умеют производить, так сказать, «на лету». На начальных этапах обучения они требовали напряжения и концентрации, а потом были отточены до автоматизма и колдун делает такие штуки, даже не задумываясь. Например, Ваш покорный слуга умеет прикуривать сигарету щелчком пальцев. Такой вот скромный талант, но тем не менее. А чародеи поматерей, к примеру, недавно уехавший из города Алистар Метлби, умеют кое-чего покруче: левитация, манипулирование температурой предметов, считывание поверхностной информации из головы – Вы бы назвали это «чтением мыслей».
– Ага! – Смайл потер лоб, – кажется, понимаю. Это, вроде как, велосипед: поначалу ты постоянно думаешь, куда повернуть руль, чтобы не свалится в канаву. А потом все происходит само собой: крутишь себе педали и едешь.
– Очень хорошее сравнение, – кивнул Фигаро. – Совершенно верно. Навык переходит в область рефлекторной психомоторики и выполняется уже бессознательно. Так вот, Винсент, псионики, как правило, вообще никогда и ничему не учатся. Их талант – от природы, врожденный, изначальный. Они могут его развивать, практикуясь, но ни один псионик никогда не объяснит Вам, как именно он делает то, что делает. Понимаете, контролировать чужой разум невероятно сложно. Есть определенные процедуры, например, «Глубокое зондирование», которым пользуется Инквизиция, но оно крайне опасно для психики – лишь каждый пятый сохраняет после этой милой операции рассудок. Это как бить в башку тараном, понимаете? Псионик же входит с сознанием жертвы в своеобразный резонанс, в результате чего получает контроль над «рычагами управления». Научить этому нельзя, этим можно только пользоваться, точно так же, как гениальный поэт не сможет научить инженера слагать стихи, а великий композитор не научит посредственного пианиста писать симфонии, которые потрясают души.
– Тогда почему этих ваших… псиоников не берут к себе на службу те же Серые Плащи? Или Инквизиция? Дьявол, да я сам бы не отказался от дознавателя, который вытащит улики прямо из черепушки подозреваемого! – Смайл нервно хохотнул.
– Такие случаи, конечно же, были. Есть все основания полагать, что знаменитый Штирлинг, почти пять лет подряд водивший за нос верховное командование Рейха, был псиоником невероятной силы. Я, например, не могу иначе объяснить, как он мог в женском парике и с кристаллом дальней связи в чемодане проехать на осле через пять кордонов, в результате таки попасться, а потом выйти из застенков Квайля невредимым, да еще и со своим чемоданом в обнимку. Еще был знаменитый прелат Павел из Инквизиции, которого прозвали «добрейшим», потому что он ни к кому не применял пыток. Напротив, он проводил с задержанными малефиками задушевные беседы о морали и человеколюбии, после которых те становились кроткими, как овечки. Прелат оставил после себя дневник, на последних страницах которого признался в своих псионических способностях. Но все это единичные случаи.
– Почему?
– Две причины. Первая: настоящий псионический талант встречается крайне редко. Я не помню точную цифру, но там даже не один на миллион. Гораздо реже. И вторая: псионики, как правило, сидят тише воды, ниже травы. Потому что уже более сотни лет действует знаменитый Черный Эдикт, в котором псионики идут первым номером в списке. То есть подлежат немедленному уничтожению сразу после поимки, равно как Легкие Вампиры, оборотни первого порядка и опасные Другие, вроде демонов.
– Я не понимаю.
– А Вы не торопитесь, Винсент. Подумайте сами. Слышали когда-нибудь о Сеймуре Шуте из Нижней Марки? Нет? Ну, понятно, у вас на кафедре о таком не рассказывали. А, между тем, этот шустрый тип умудрился, в свое время, держать за яйца четыре государства, вертя тамошними монархами и секретными службами как ему угодно. Он был убийца, педофил, извращенец, но, помимо всего прочего, он был псиоником, и ему все сходило с рук. Даже война с Рейхом, в результате которой Нижняя Марка стала дистриктом Кост, потеряв независимость и половину своей армии. Страшно подумать, что случилось бы, выйди Сеймур на кого-нибудь из близкого окружения рейхсканцлера. К счастью, Рейх тогда впервые применил дальнобойные орудия, и Сеймура привалило обломком стены прямо в королевской ставке. А Соня Золотой Глазок? Пятьдесят лет назад она вынесла из центрального хранилища Инквизиции два мешка с зачарованными предметами, так называемыми «артефактами», представляющими огромную опасность. Многие из них не найдены до сих пор.
– Но Инквизиция…
– Арсенал Инквизиции бессилен против псиоников. Даже способности Светлых Сестер. Они разрушают тонкие сплетения эфира, а псионики ничего не плетут, и разрушать в их «заклятьях» нечего.
Надо отдать должное начальнику городской жандармерии: он не разозлился. Не побеждал кому-то драть вихры, отправлять посыльных, бить в набат и вообще поднимать шум. Он просто сел на стул у стены и задумался.
Думал Винсент Смайл долго. Фигаро успел выкурить трубку, выбить пепел и доесть последний мерзостный гренок. Наконец, главжандарм выпрямился и спросил:
– А что в такой ситуации посоветует следователь ДДД?
– Младший следователь… Он посоветует немедленно телеграфировать в столичный инквизиторий и вызывать Специальный Отряд. Или сразу в Орден Строгого Призрения – для верности. Когда Ищейки Ордена будут здесь, Вы сможете спокойно уснуть и ни о чем не… Что такое?