— Ну… — его голос низкий и скрипучий, как будто он на сцене. Он наклоняет свое лицо ближе к моему. — Давай посмотрим, как твой сладкий ротик будет орать от другого ощущения.
Сладкий ротик? Мой живот трясется, и я сжимаю колени вместе от эффекта, который его слова оказывают на мое тело. Он хватает меня за руку и ведет обратно внутрь. После короткого обмена разговора с некоторыми сотрудниками, которые явно хорошо знают Джастина, мы надеваем комбинезоны и пристегиваемся ремнями безопасности.
— Я ведь не буду прыгать на тарзанке с вершины стратосферы, правда? — одно дело быть на аттракционе, а другое — быть привязанной к веревке и прыгающей вниз со здания.
Он в сером комбинезоне и сбруе, но всё ещё выглядит чертовски горячим и мужественным.
— Нет, это не тарзанка, — он дергает несколько моих ремней, убеждаясь, что я в безопасности, и это простое действие согревает мою грудь. — Просто прыгнешь.
— Прыгну?
Он кивает.
— Вниз?
Он снова кивает.
— А куда я приземлюсь?
Его глубокие карие глаза встречаются с моими.
— На землю.
— Боже, — я дергаю за ремни, которые теперь кажутся мне удушающими. — О Боже, о Боже, о Боже.
Он берет меня пальцами за подбородок и притягивает мои глаза к своим.
— Тебе понравится. Разве ты никогда не мечтала о полетах, когда была ребенком?
У меня перехватывает дыхание. В детстве я мечтала только о нем.
— Наверное.
Его глаза танцуют вокруг моего лица, он будто читает мои мысли.
— В том порыве, который ты сейчас испытаешь, падая со скоростью сорок миль в час, это похоже на полет, — последнее слово произнесено с таким восхищением, что я невольно задумываюсь, не мечтал ли он в детстве о полете, о бегстве в бескрайние небесные просторы, где никто не сможет дотронуться до него, удержать против его воли, держать взаперти.
— Эй, если ты не готова, то мы можем этого делать, — нежность в его голосе в сочетании с тем, как низко опущены его брови, говорит мне, что он на самом деле беспокоится.
Я отмахиваюсь от своих эмоций и улыбаюсь.
— Нет, я в порядке.
Он изучает мое лицо, но не выглядит убежденным. Я улыбаюсь ещё шире, чтобы облегчить его беспокойство. Это сработало, потому что выражение его лица расслабляется, и он улыбается в ответ.
— Я пойду первым, и когда ты прыгнешь, я буду ждать тебя там. Не волнуйся, я тебя поймаю, — то, как он прошептал эти последние слова, как будто он делился глубокой тайной, успокаивает мои нервы. — Ты готова?
Я киваю, опасаясь, что разговор может выдать мои чувства.
Мы выходим вместе, держась за руки, к прыжковой платформе. Он не смотрит на меня, только отпускает мою руку и следует инструкциям. Они прикрепляют большой кабель к задней части ремней безопасности Джастина и жестом приглашают его подойти к краю. Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня через плечо, и говорит шепотом: — Увидимся внизу, — и спрыгнул вниз.
Повинуясь инстинкту, я бросаюсь вперед, вытянув руки, чтобы поймать его. Работник тянет меня назад за ремень безопасности.
— Ого! Ещё нет. Подожди, пока он не окажется на земле.
Проходит несколько секунд, прежде чем я слышу статический голос по рации дежурного, говорящий, что Джастин благополучно приземлился.
— Ладно, вставай.
Я подхожу к краю так, что носки моих ботинок свисают с высоты тысячи футов. Каждая унция страха растворяется. Никакого волнения. Мои мысли сосредоточены только на одном — как добраться до Джастина.
С последним одобрением от дежурного я закрываю глаза. Я широко раскидываю руки и подставляю лицо теплому солнцу пустыни. Глубоко вздохнув, я сгибаю колени и отталкиваюсь. Я свободно падаю в пустоту. Мой желудок рвется к груди, разжигая яростный прилив адреналина. Безумие разворачивается в теле, но я не кричу, нет никаких звуков, если не считать порывов ветра, который треплет мои волосы. Падаю, падаю, падаю в мирном нисхождении.
И он был прав. Это все равно что летать.
Меня притягивает к земле гравитация, а сердце — к единственному человеку, который когда-либо владел им. Напряжение на веревке замедляет мой спуск, но прежде чем я успеваю открыть глаза, чтобы увидеть, насколько близко я к земле, я натыкаюсь на твердые мышцы, и две руки плотно обхватывают мое тело.
Я перевариваю шок от его силы, и мои руки сжимают его плечи так крепко, как только могут. Моя власть над ним равна его власти надо мной, и я клянусь прямо сейчас, что никогда больше не позволю никому забрать его у меня.
— Ты поймал меня, — говорю я, задыхаясь от спешки и чувств, которые душат меня.
— Я же сказал, — его губы так близко, что я чувствую, как они звенят у раковины моего уха.
Эти слова вертятся у меня на языке, но я проглатываю их вместе с потоком эмоций, который грозит прорваться через барьеры.
Я люблю тебя, Джастин.
========== eight ==========
Это все равно что цепляться за недостижимое
Обуздание ветра.
Желать тебя невозможно.
Твоя любовь — мой величайший грех.
— Атаксия
Мак
Тихая поездка обратно в дом Джона после нашего свидания, но молчание между нами не неловкое. Я не говорю, потому что он не говорит, но меня поглощают мысли о том, что он обнимает меня и дышит мне в ухо, напоминая мне, что он сдержал свое слово и что с ним я в безопасности.
Мы вошли в это казино порознь и вышли вместе. Объединенными общим опытом и многое другое. По крайней мере, так мне кажется. И его отсутствие болтовни приводит меня к мысли, что он, может быть, думает о том же самом. Я смотрю в боковое зеркало и вижу, как Стратосфера медленно исчезает вдали. Солнце, садящееся за горами, окрашивает всё вокруг в пурпурный и оранжевый — цвет удовлетворения.
Он впустил меня в свой мир. Может показаться, что это не так уж много значит, но то, что он взял меня туда, было очень важно. По тому, как те, кто его знал, удивленно смотрели на меня, я поняла, что он открыл мне часть себя.
Его грузовик сворачивает на длинную подъездную дорожку к дому и останавливается у моего байка, припаркованного там, где я его оставила. Он паркуется, но не выключает двигатель. Все кончено. Пора возвращаться домой.
Глубоко вздохнув, я поворачиваюсь к нему и почти задыхаюсь. Он вцепился в руль, не сводя с меня хищного взгляда. Но всё же он улыбается.
— Я не хочу ехать домой.
— Тогда не едь, — я пожимаю плечами и борюсь с желанием улыбнуться.
— Куда же я пойду?
— Ко мне домой, — Джастин в моем доме? Черт возьми, а вдруг я оставила грязную одежду на полу?
Его брови опускаются ещё ниже.
— А если там твой «друг»?
— Нет. Последний раз я слышала, что он уехал по делам, — наверное, убивает людей. — Мы могли бы потусоваться у бассейна.
— У тебя есть бассейн?
— Да, — мальчишеское возбуждение в его вопросе заставляет меня усмехнуться.
— Хорошо, я поеду за тобой, — он выводит грузовик на дорогу, и я думаю о том, что хочу наклониться и поцеловать его в щеку.
Вместо этого я выскакиваю из грузовика и бегу к своему мотоциклу. Я застегиваю свою кожаную куртку и вставляю ключ в замок зажигания.
— Мак, какого черта? — говорит Джастин из открытого окна.
Я перевожу свой пристальный взгляд на него и… почему он выглядит таким злым?
— Что?
— Ты что, блять, издеваешься надо мной?
— Эм… Нет? Не знаю…
Он выключает двигатель, и из-за отсутствия лишнего звука я слышу, как он бормочет: «она, блять, не шутит».
Он выпрыгивает из грузовика, открывает заднюю дверцу и вытаскивает что-то оттуда. Обогнув кузов, он крадется ко мне, и я мгновенно понимаю, о чем он говорит.
— Оу…
— Надень, — он протягивает мне черный шлем.
— Джастин, нам же не далеко ехать.
Не говоря ни слова, он пристально смотрит на меня, ледяной лед его взгляда обжигает меня от головы до ног.
— Мне нравится, когда ветер треплет мои волосы, — смущенно шепчу я.
— Ветер? Чего? — он моргает и качает головой. — Во-первых, это незаконно. Во-вторых, твои волосы будут выглядеть ужасно, когда они будут все в крови и кусочках мозга, разбросанных по всему проклятому асфальту.