Доктор говорит, что каждый день уменьшает ее шансы выжить.
Стук в дверь привлекает мое внимание. Одна из медсестер, которые были постоянными посетителями в течение этой последней недели, толкает в комнату тележку.
— Привет, Джастин, как поживает сегодня наша девочка? — она подходит и начинает свою обычную процедуру проверки мониторов.
— Привет, Бриджит, — я подхожу к краю кровати и становлюсь рядом, как всегда, когда кто-нибудь, врач или медсестра, приходят ее проведать. — Всё так же. Иногда, когда я держу ее за руку, я чувствую, как она дергается.
— Вот это здорово, — она прикладывает стетоскоп к груди Джии. — Ты заигрываешь со своим парнем, Джиа? Может быть, в следующий раз ты попробуешь открыть глаза?
Я улыбаюсь легкому девичьему разговору, в горле образуется комок.
— Все выглядит стабильно, — она снова прячет руку Джии под одеяло и расправляет на груди больничный халат. — Может быть, завтра мы сможем вымыть тебе голову, — она приглаживает и заправляет прядь волос Джии за ухо. — Хорошо?
Грудь сводит судорогой. Проснись, детка. Пожалуйста.
Мак
Я в подвале. В подвале дома моего детства, или, по крайней мере, я так думаю. Трудно сказать, потому что тут так темно. Я все время спотыкаюсь, нащупываю дорогу по холодным бетонным стенам. Ничего нет. Ни окон, ни дверей, ни лестницы. Пустота.
Я забываю кое-что важное, но когда я пытаюсь мысленно разобраться в этом, я ничего не могу вспомнить. Беспокойство заставляет меня нервничать. Я очень нервничаю. Но почему же?
Застряв в этом маленьком темном пространстве, я чувствую, как по венам пробегает волна паники. Моя кожа покалывает от пота. Я ничего не нахожу: ни воспоминаний о прошлом, ни предвкушения будущего.
Я сворачиваюсь калачиком в углу, держа себя в руках. Единственное, что у меня здесь есть, единственное, что я вообще ассоциирую с каким-либо чувством — это голос.
Я жду, напрягая слух, чтобы услышать голос, который успокаивает меня. Это те моменты, ради которых я еще здесь. Он говорит, что скучает и нуждается во мне.
Он так много чувствует. Я слышу это по тому, как он говорит. Если бы только я могла понять, как добраться до него. Я пыталась говорить, даже кричала, но стены здесь слишком толстые. Он меня не слышит. Откуда-то издалека доносится низкий рокот. Я успокаиваю свой разум и концентрируюсь. Опять слышу слабый звук голоса.
Хотя теперь их много. Он говорит не со мной, а с кем-то другим. По крайней мере, он близко.
— Спасибо, что пришла, Рэйв.
С кем он разговаривает?
— Она выглядит такой умиротворенной.
У меня перехватывает дыхание от такого знакомого голоса.
— Боже, мне так жаль.
Это девушка. Она такая грустная.
— Это не твоя вина, Рэйв.
Рэйв? Я знаю ее. Но откуда?
— Нет. Это Доминик виноват.
Гнев и огонь мести воспламеняют мою кровь.
— Я убила его, но он никогда не умрет.
Ее голос звучит безумно и соответствует тому чувству, которое наполняет мою грудь.
— Я просто хочу, чтобы она вернулась.
Это он, мой ангел в этом аду.
— Я знаю, Джастин. Я тоже.
В голове у меня покалывает, а руки немеют.
Джастин?
Перед моими глазами вспыхивают видения: карие глаза, руки, сцепленные над дверью, покрытые татуировками руки и грудь, и его улыбка.
Боже мой. Джастин!
Я бросаюсь к стенам подвала. Я здесь. Он должен это знать. Я шлепаю ладонями по безжалостной стене. Джастин, помоги мне! Я бегу вниз по стене и натыкаюсь на угол. Мои руки ищут трещину, и все же, нет спасения.
Я падаю на колени. Воспоминания накатывают на меня изнурительными волнами: медведь, подвал, Доминик и Хэтч. О, нет. Я была мертва. Я умерла, а Джастин все еще здесь.
Я не хочу с тобой прощаться. Я еще не готова тебя отпустить.
Он все это время твердил мне, чтобы я боролась, вырвалась из темноты, но его слова были похожи на тарабарщину. Теперь я все понимаю. Он хочет, чтобы я вернулась к нему. Сражалась за него. Сражалась за нас.
Оттолкнувшись с новой силой, я бросаюсь всем своим весом на стены. Мои кулаки колотятся все сильнее, но безрезультатно. Я кричу и пинаю. Рычание вырывается из моего горла.
— Джиа, детка, я здесь…
— Джастин!
Я борюсь сильнее, бросая свое тело в темноту, которая разделяет нас. Я пинаю твердую стену. Один раз, второй. Я бью ее кулаком, толкаюсь, плачу, кричу, чтобы освободиться. Яростный боевой клич срывается с моих губ. Я бегу из конца в конец, бросаясь всем телом на стены.
— Я здесь. Следуй за моим голосом, Джиа.
Я слушаю, закрываю глаза и сосредотачиваюсь на его голосе.
— Вспомни обо мне.
Я помню.
Мои мышцы напрягаются. Дрожь начинается в животе и с силой скручивается. Я приседаю.
Я помню тебя, Джастин.
Последний толчок глубоко внутри и гортанный рев, и я вырвалась на свободу в яркий свет. У меня горло горит. Руки крепко обнимают меня.
— Да, детка. Да, черт возьми, ты это сделала, — он уткнулся лицом мне в шею; я вижу только его темные волосы и чувствую его дыхание у своего уха.
Я слаба и не могу двигаться. Я пытаюсь заговорить, но что-то блокирует мои слова. В комнату вбегают женщины в синих халатах. Джастин отстраняется, слезы текут из его усталых глаз. Они что-то вынимают у меня изо рта. Я съеживаюсь от облегчения и хватаю ртом воздух.
Измученная, я выталкиваю два слова из своего горла. Единственные два слова, которые имеют значение.
— Я помню.
Комментарий к twenty one
* Цианоз - это заболевание, при котором кожные покровы и слизистые оболочки имеют синий цвет.
* Интубация - введение трубки в трахею с целью обеспечения проходимости дыхательных путей.
========== twenty two ==========
Жил, запертый в пустоте,
в смерти без могилы.
Но свет привел меня к тебе.
— Атаксия
Мак
Несколько медсестер суетились вокруг больничной койки. Тревога дергает меня за нервы. Я подтягиваю ноги поближе и сворачиваюсь калачиком вокруг своих сжатых рук. Я зарываюсь в бок Джастина; единственное, что удерживает меня — это сила его рук, крепко обнимающих меня.
Почему я здесь? Я хочу закрыть глаза и молиться, чтобы это исчезло, проснуться в постели Джастина, завернувшись в его объятия.
Медсестра тянется к моей руке. Я резко отстраняюсь.
— Нет! — у меня саднит в горле, и я едва слышу себя из-за суматохи в комнате.
Но Джастин слышит меня. Его руки судорожно сжимают мои плечи, и он крепче прижимает меня к себе.
— Слушай меня, — говорит он мне в висок. — Я никому не позволю делать то, что тебе не нравится, — он утыкается носом в мои волосы. — Кивни, если ты меня поняла.
Я киваю и крепко сжимаюсь, чтобы уткнуться лицом ему в грудь. Он прав. По планировке комнаты, я поняла, что нахожусь в обычной больнице, а не в псих-лечебнице, где меня связывали и пичкали какими-то лекарствами, затуманивая разум.
— Они должны вытащить капельницу, — он тянет мою руку для медсестры, но крепко держит меня за бицепс, напоминая мне, что он здесь и контролирует ситуацию.
Я сильно дрожу, мой взгляд мечется по комнате, с подозрением оглядывая каждую медсестру. Выбраться к черту из темноты — вот все, чего я хотела, но очнувшись в больнице, я начинаю тосковать по безопасности своей бетонной тюрьмы.
— Поговори со мной, детка, — Джастин наклоняется и прижимается губами к моей голове.
Молодая медсестра теребит меня за руку. Ее глаза скользят по моим, и она улыбается, как будто знает меня. Я моргаю и снова зарываюсь лицом в грудь Джастина, когда она снимает пластырь и вынимает трубку из моей вены. Стерильный запах антисептика и приглушенные зеленые стены заставляют мое тело болеть от желания убежать отсюда подальше.
Медсестра заменяет капельницу ватным тампоном и полоской пластыря.
— Джорджия, можно-
— Это не мое имя, — щеки краснеют из-за такой дерзкой реакции, но это правда.
Джорджия мертва. Я — Мак.
Прядь рыжих волос падает мне на глаза. Я медленно тянусь за блестящими локонами и накручиваю их на палец. У меня перед глазами проносятся видения нашей с Джастином ссоры. Я делаю глубокий вдох, и из моего горла вырывается всхлип.