В настоящее время Перес был занят одной идеей, обещавшей ни много ни мало перевернуть мир, но, к сожалению, как и почти все идеи Якова Вениаминовича Чеботаря, подпадавшей под одну из статей Уголовного кодекса большинства цивилизованных стран. А именно, под статью об изготовлении и продаже наркотиков.
Недавно он впервые изложил свою идею в письме к другу Зумику, не прося, а буквально-таки требуя содействия, и теперь ждал его гонцов, чтобы начать акцию. Кстати, в том же письме он полемизировал со своим старым другом, прекрасно зная его многолетние настроения. Так вот, Перес заметил, что тезис Зумика о том, что Бог создал Россию для евреев, нуждается в некоторой поправке. «Бог создал евреев для России, – написал Перес в письме, – и я собираюсь доказать это на деле». Но в результате так и сяк получалось, что они созданы друг для друга, поэтому Зумик не обиделся.
Дверь кабинета с шумом распахнулась, и в комнату ввалились четверо мужчин: художники Максим и Федор и их парижские друзья Брассон и Тарден. Все четверо вели себя так, как будто были изрядно пьяны – покачивались, глупо хихикали, развязно болтали.
– Вот он! – вскричал Брассон, указывая на Переса. – Дон Перес де Гуйэра, прошу любить и жаловать.
Перес, не снимая ног со стола, невозмутимо прицелился и выстрелил. Бубновый валет получил еще одну дырку в голове. Перес отхлебнул виски.
– Боже мой, Яков Вениаминович! – Федор развел свои могучие руки и сделал два нетвердых шага к Пересу, как бы намереваясь его обнять.
– Мы с вами встречались? – задал вопрос Перес, показывая всем своим видом, что он не желает объятий.
– А то как же! В Иркутске. Я вскрывал вашего подельника, его шлепнули в перестрелке. А вы тогда получили семь лет условно.
Перес поморщился. Как видно, воспоминание было ему неприятно.
– Переменили специальность? – спросил он.
– Всего полгода. Платят мало. Жмуриков много, но перестали вскрывать. Чтобы не расстраиваться, – Федор пьяно захихикал.
– А почему вы пьяны? С какой стати? – недовольно спросил Перес.
– Хуяти! – Федор плюхнулся на диван. – Все эта чертова девка! Кто же знал, что у нее в сумочке паралайзер!
Брассон и Тарден покачивались в дверях, как водоросли. Перес сказал им что-то по-французски, и они уплыли из кабинета.
Максим промычал нечто, вполне невразумительно. Он был пьянее своего друга, поскольку получил самую сильную дозу нервно-паралитического газа, к тому же был субтильней Федора.
– Какая девка? – продолжил разговор Перес.
– Яков Вениаминович, не стоит беспокоиться… Завтра мы ее прикончим – и все! Все!
– Ее зовут Ольга Пенкина… – выдавил из себя Максим.
В кабинет фурией ворвалась донья Исидора в одних трусиках с блестками. На ходу она застегивала лифчик. Донья только что репетировала стриптиз под аккомпанемент мексиканского трио.
– Этот мексиканский жиды мой злость! – выпалила она, плеснула себе виски и сделала глоток. – Он играет «Бесаме мучо», как хоронить оркестр. Кто есть такие тут? – спросила она, заметив Максима и Федора.
Поскольку Максим при виде доньи сразу потерял сознание, отвечал Федор.
– Мы, мым… То есть мэ, мэм… – промычал он.
– Что ты мычать, как коров! – набросилась на него донья.
– Исидора, это люди от Зумика, – мягко проговорил Перес, обнимая донью за талию.
– Почему есть пьян? – спросила Исидора.
– Какая-то девка обстреляла их баллончиком.
– Пара… лайзер, мым, – попытался объяснить Федор.
Максим пришел в себя, бессмысленно озирался по сторонам, пытаясь понять, где он находится.
– Камушки привезли? – спросил Перес.
– Так точно, Яков Вениаминович, – ответил Федор, раскрывая неверными руками этюдник.
– Забудь это имя! – грозно приказал Перес.
– Слушаюсь, господин Перес.
Федор взял один из тюбиков, оторвал нижнюю часть и выдавил краску на лист бумаги. Краска стекла, под нею обозначился бугорок.
– Бриллиант, мым, – объяснил Федор.
– Только он… фальшивый… – пьяно улыбнулся Максим.
Федор взглянул на приятеля диким взглядом.
– Ты что… – начал он, но Перес перебил:
– Я знаю, что фальшивый. Настоящие я не покупаю. Смысла нет. Сколько всего?
– Триста семьдесят два.
– Отлично. Обратно повезете товар, – сказал Перес.