Эти мысли занимали мастера, пока путники неспешно проезжали по узеньким улицам рабочего района Левкотеона. Здесь, в отличие от центральной части, почти не было повозок, торговцев или нищих. Трёхэтажные дома наклонялись друг к другу, почти полностью закрывая небо, отчего на улочках было темно и душно. Едва слышно постукивали деревянные ставни, хлопало развешенное на крошечных балконах бельё. Город всегда вымирал в полуденные часы, желтые городские стены источали жар, как нагретые угли. Там, где солнце добиралось до вымощенной камнями земли, его лучи полыхали так ярко, что больно было смотреть. В такое время не было нужды заботиться о скрытности — даже птицы сидели в сплетённых гнёздах под раскалёнными крышами, стараясь лишний раз не вдыхать обжигающе горячий воздух. Жгучее солнце не беспокоило только Альрауне. Одетая в традиционную мужскую одежду этих мест, она чувствовала себя так же комфортно, как в привычном платье. Ни доходящий до лодыжек кафтан и наброшенный сверху мишлах — кремовая накидка с золотистой обстрочкой, ни ихрам — закрывающий голову и шею, ни головной обруч ничуть ей не мешали. Сам мастер терпеть не мог подобную одежду — ремни с вставленными иглами, которые он носил в рукавах, на ногах и даже на поясе, намокли от пота и, больше не поддерживаемые тонкой облегающей рубашкой, скользили по телу.
Наконец, путешественники дошли до небольшого здания с полопавшимися стенами и растрескавшейся крышей. Внутри оказалось ничуть не прохладнее, чем снаружи. Смуглый мальчонка в белой тюбетейке вскочил с коврика и бросился к гостям, щебеча на местном. Вэн ответил ему на языке южных бедуинов, вознося короткую молитву. Похоже, сегодня небеса были благосклонны к мастеру, мальчишка ответил на ломаном лацийском — самом популярном языке в этой части света. К счастью Вэна языка бедуинов мальчишка не знал, иначе жуткий акцент и не менее жуткая грамматика тут же выдали мастера.
— Я и мой сын хотеть комната. — Ответил мастер, подражая плохому произношению прислужника.
— Есть много комната. Хороший комната. Дешево. Два золотой день.
— Два золотой? — Вэн развернулся и толкнул Альрауне к двери, проговаривая под нос те бедуинские слова, которые смутно помнил. Кажется, он произнёс что-то вроде "циновка, великая пустыня, верблюд, скорпион", но для юного портье это звучало как страшные незнакомые ругательства.
— Один золотой. Один золотой и еда вечер.
Мастер изобразил крайнюю задумчивость, после чего кивнул и достал деньги. Мальчишка сопроводил новых постояльцев в комнату наверху. Четыре стены, крыша и округлая дыра вместо окна. В один золотой входили две циновки, несколько подушек, низкий столик и ржавая раковина. Страшно было подумать, как же тогда выглядит ужин. Вэн надеялся, что они не задержатся в этом городе так надолго.
Как только маленький слуга удалился, Вэн достал из походной сумки свисток, и дунул в него. Раздался чуть слышный писк.
— Что это? — Альрауне разглядывала трубочку так, словно та была сделана из драгоценного металла.
— Свисток. Он приманит почтальона.
— Почтальона? Того, который носит в сумке письма с посылками и отдаёт их людям?
Мастер расхохотался, представив себе внушительного дядечку, влетающего в окно на зов свистка.
— Нет, сокола. Он передаст моё сообщение Протагору. Я напишу его на бумаге и вставлю в кольцо на лапе птицы — добавил Вэн чтобы избежать вопроса "а как передаст, соколы ведь не умеют разговаривать". Мастеру нравился придуманный мальчишкой способ общения. Никаких связных или подставных людей, никаких опасений, что кто-то донесёт страже. Дал свистки нескольким клиентам, те передали знакомым с похожими проблемами и так далее — без работы не останешься. Даже если кто-то заложит, и охранники правопорядка получат сокола — отследить полёт птицы невозможно, а если использовать магию хозяин пернатого узнает об этом гораздо раньше, чем боевой отряд городской стражи доберётся до места назначения. Определённо, Протагор знал своё дело.
Посланник появился примерно через полчаса. Вэн набросал короткую записку, используя при этом алхимические чернила. Если поблизости от читающего окажется активное магическое поле — например, сильный волшебник, мастер узнает об этом сразу же. Правда, для этого нужно было после отправки письма выпить оставшийся состав, но чего не сделаешь для безопасности.
Птица расправила широкие крылья и скрылась в ярко-синем небе. Потянулись томительные часы ожидания. Солнце, утомившись от собственного жара, поползло к западу, краснея от стыда за выжженную землю. Улицы постепенно оживали. Затопали ботинки и босые ноги, застучала посуда, выставленная на стол в ожидании ужина, затрещали печи, обжаривая тонкие лепёшки. Птицы сначала робко, а затем, постепенно набирая силу, обменивались трелями. Засыпанные песком, расплавившиеся под лучами солнца, лёгкие города медленно наполнялись остывающим вечерним воздухом.
Альрауне сидела у окна, задумчиво глядя на розовеющие крыши.
— О чём задумалась?
Девушка отрешенно прочертила на пыльном подоконнике полоску.
— Люди часто думаю о том, зачем они?
— В каком смысле? — Мастер опустился на циновку рядом с Альрауне.
— Ну, зачем они живут? Смотри, — она повернулась к столику и указала на медный кувшин с вмятиной на боку — этот сосуд нужен, чтобы в нём хранить воду. Эта подушка — чтобы было удобнее сидеть. Всё нужно для чего-то. А зачем я? Меня ведь сделали зачем-то, но если я не знаю для чего я, как я смогу выполнить это?
Мастер поднялся на ноги и взял в руки кувшин.
— Он пуст. В нём нет воды. А кувшин есть. Если бы он был нужен только для воды — как бы он мог существовать отдельно?
Вэн вернулся к окну и смахнул с каменного проема горсть песка.
— Зачем, по-твоему, песок? В нём почти ничего не растёт, он только нагревается от солнца и остывает под луной. Правда, в нём варят кофе, но тебе не кажется, что огромная пустыня, засыпанная песком, на котором можно только варить кофе — это многовато?
— Значит люди, как песок? В них нет смысла и их много? — Альрауне произнесла это так серьёзно, нахмурив брови, что мастер не удержался от смешка.