Аннотация:
Приближается финальная партия, где ставками станут жизнь и власть! Все фигуры расставлены по местам, будущие жертвы назначены и помечены. Однако тот, кто собирается играть живыми фигурами, должен понимать, что у них может найтись и иной взгляд на происходящее, а невидимые ниточки, что тянутся к ним от находящихся пока за сценой кукловодов, могут оказаться недостаточно прочными.
Пролог
Кончилось лето, завершилась прозрачная ранняя осень, и теперь Столицу заливало прохладными дождями. А в фешенебельной клинике на окраине элитного левобережного района, в комфортабельной отдельной палате с большими светлыми окнами, выходящими в роскошный парк, умирал и никак не мог умереть старик.
Он знал, что его дни сочтены, но не жалел об этом. Он прожил очень долгую и насыщенную жизнь, до последнего сохранив работоспособность и остроту ума, когда большинство его сверстников уже давно лежали в могилах или превратились в ни на что не годные старые развалины.
Вспоминая прошедшие годы, старик мог испытывать гордость за свои достижения. Он прожил жизнь не зря и оставил в этом мире глубокий след. Этот человек был гением - величайшим в своем поколении управленцем и организатором. Даже самая сложная проблема представляла для него не более, чем интересный вызов. Он держал в памяти тысячи людей, точно зная, кто из них к чему лучше всего пригоден и какое место должен занимать.
Он прожил счастливую жизнь, потому что его способности были востребованы, и он смог проявить их в полной мере. Сначала - в Министерстве промышленности, где к сорока четырем годам дослужился до заместителя министра и в одиночку тянул работу, которую обычно выполняли целые департаменты. Потом - в Канцелярии Совета Пятнадцати, а затем - и в самом Совете, членом которого он был больше трех дюжин лет.
Его не интересовали интриги. Он почти не участвовал в выработке политических решений, а власть рассматривал только как необходимый инструмент для решения управленческих задач. Он просто делал дело - решал проблемы, не задавая вопросов об их источниках, умел снимать всевозможные противоречия и разруливал конфликты интересов, и поэтому был нужен всем. Он сохранил свой пост, даже когда Оонк с Гдоодом, деля власть после смерти прежнего Председателя Совета Пятнадцати Коога, почти полностью поменяли состав правящей верхушки Империи.
Он мог бы умирать спокойно, зная, что совершил все, что мог. Он загодя готовил подчиненных к тому, что однажды им придется жить и действовать самостоятельно, без него. Последние указания ему пришлось давать отсюда, из больницы, но вот уже несколько декад его беспокоили не чаще, чем раз в два-три дня. И обычно это были не вопросы по делу, а теплые слова его многочисленных учеников и последователей, прощающихся со своим старым наставником и учителем. Конечно, ни один из них не мог полноценно заменить его, но после него оставалась целая школа, чей коллективный разум превышал его собственный.
Будучи членом одного из старых семейных кланов, традиционно занимающих места на вершине имперской управленческой пирамиды, он женился согласно предварительной договоренности его родителей и родителей невесты. Тем не менее, он был вполне счастлив в личной жизни. Он проводил жену в последний путь три года тому назад, но до самого конца не был одинок, оставаясь любимым и уважаемым патриархом большой дружной семьи. Его дети занимали высокое положение в обществе, причем, достигнув его благодаря собственным заслугам. Он дождался не только внуков, но и правнуков, а недавно к нему в палату принесли маленького праправнука, чтобы и тот, пусть совсем несмышленыш, приобщился к жизни великого прапрадеда.
Старик знал, что уютная палата с видом на парк, в котором он мог видеть только верхушки деревьев, потому что давно уже не вставал с постели, стала его последним пристанищем. Всю жизнь он обладал богатырским здоровьем, врачи даже сейчас не находили в нем серьезных болезней. Просто его время вышло. Организм выработал свой ресурс до конца и более того. Если бы не самая совершенная медицинская аппаратура, поддерживавшая его в этом мире, он бы давно уже покинул его.
Ему не позволяла умереть его добросовестность. Острый ум, все еще сохранявший работоспособность в изможденном и смертельно уставшем теле, позволял безошибочно предвидеть последствия его кончины. Он точно знал, что его смерть нарушит непрочное равновесие, сложившееся в Совете Пятнадцати, и приведет к новым потрясением, которые, возможно, окажутся фатальными для всей Империи. Именно поэтому он продолжал упорно цепляться за уходящую жизнь, хотя и понимал, что выигранные им дни и декады последнего мирного времени ничего не решат и ничто не предотвратят.
Так до конца борются смертельно раненые солдаты, продолжая вести огонь, даже когда видят, что враг уже прорвался, и спасения не будет.
Однако срок его жизни был уже отмерен, и отмерен не им. Тот, кто отдал приказ, был по-своему гуманен: старик умер ночью во сне, легко и быстро. Просто в одном из аппаратов жизнеобеспечения сработала закладка, найти которую было принципиально невозможно, поскольку она была заложена в него конструктивно.
На следующее утро все газеты Империи вышли с траурными рамками, а телевидение приостановило развлекательные передачи. Скорбь миллионов людей была вполне искренней: умер человек-глыба, человек-эпоха, один из тех, на ком несколько дюжин лет держалась Империя, кто нес полную ответственность как за ее достижения, так и за ее провалы и ошибки.
Но не успели его гроб опустить в могилу, а в имперской верхушке уже начались точно предсказанные им шевеления. Огромная держава находилась накануне времени перемен, в ходе которых нынешняя элита должна была четко разделиться на побежденных и победителей.
Глава 1. Под ударом
- ...Девять, девять, восемь, семь, шесть...
Синтезированный компьютером голос размеренно отсчитывал секунды, остающиеся до взрыва. Кэноэ чувствовал, как сердце бешено колотится у него в груди. Кээрт сильно, до боли, вцепилась в его руку - он не замечал этого.
- ...Три, два, один, ноль!
На дальнем конце озера, едва проглядывавшемся за сплошной пеленой дождя, полыхнула ослепительная вспышка. Дым мощными клубами рванулся вверх, раздуваясь в огромное грибовидное облако. Затем раздался тяжелый гул. Воздух, наполненный им, словно стал тугим и плотным, мягкой перчаткой ударив катер в лоб и заставив его заплясать в небе, словно сорванный лист. По покрытой невидимыми с этой высоты частыми оспинами капель глади озера пошли волны, будто от камня, брошенного в лужу.
Только это должен был быть очень большой камень.
Получилось?!
Пилот, выровняв машину, бесстрашно повел ее вперед - туда, где горизонт застилала сплошная пелена дыма и пыли. Встряска сбила настройку оптики, и Кэноэ, ругаясь про себя, суетливо искал нужный ракурс.
- Есть!
Кээрт притянула его к себе и счастливо поцеловала, и это было не только хорошо, но и приятно.
Да, теперь и он видел, что им удалось. Взрыв пробил в перемычке широкий проем, и теперь туда потоком лилась вода, устремляясь по склону вниз в ущелье. Конечно, тот поселок, что находится внизу, скорее всего, будет смыт. Но намного проще вывезти полтораста человек, выплатив им щедрую компенсацию за уничтоженные дома и огороды, чем эвакуировать целый город с пятидесятитысячным населением, который неминуемо окажется затопленным, как только вода, собравшаяся в озере после полутора декад непрерывных дождей, хлынет через верхний край плотины.
Лишь бы они только правильно все рассчитали!...
- Ваше высочество! - воскликнул Таутинг, словно уловив его тревожные мысли. - Коллежский секретарь Оунэтси сообщает, что волна, поднятая взрывом, немного перехлестнула через плотину, но прорыва не произошло. По его словам, еще слишком рано говорить, но, кажется, вода перестала подниматься!