Голубые глаза Адама мельком метнулись к моим, пока он направлял меня к повороту на главную улицу. Когда он понял, что я действительно могу повернуть, не взорвав при этом мою машину — и машины поблизости, он позволил себе завязать разговор.
— Проблемы с доверием?
— В смысле страха, что кто-то врежется в мою машину, или в смысле страха, что кто-то испортить мне жизнь?
— И то, и другое.
Его слова прозвучали скорее как ответ, чем как вопрос, так что я промолчала.
— Тебе нравится в Хардвике? — Адам попытался перевести тему разговора. — Не считая происшествия с директором.
— Это школа, — ответила я. Больше домашнего задания, ученики побогаче — но, в конце концов, старшая школа оставалась старшей школой, а моей целью оставалось выбраться из неё более или менее невредимой. — Она нормальная, — исправилась я, пожалев Адама, который заслуживал хоть чего-то за то, что тратил на меня своё время. — Уроки не так уж ужасны.
— Не так уж ужасны, — сухо произнёс Адам. — Высокая похвала.
Для меня она действительно была высокой.
После нескольких секунд тишины, Адам перевёл тему.
— Завтра похороны Тео Маркетта, — сообщил он. Затем сделал паузу. — Твоя сестра захочет пойти.
Я не была уверена в том, какого ответа он ждал.
— Тео был её другом, — продолжил Адам. Его спокойный, мудрый взгляд скользнул ко мне. — Айви всегда тяжело на похоронах, — я кое-что заметила в том, как он произносил имя моей сестры — словно то, что причиняло ей боль, ранило и его.
Я не отводила глаз от дороги. Мне не пришлось спрашивать, почему Айви приходилось тяжело на похоронах. Ей было двадцать один, когда мы потеряли родителей. Она была достаточно взрослой, чтобы помнить до единой детали всё, что произошло после.
— Ты тоже пойдешь на похороны? — спросила я у Адама. Он достаточно сильно заботился о моей сестре, чтобы научить меня водить. Ему было больно, когда что-либо её ранило. Я понятия не имела о том, было ли между ними что-то кроме дружбы, но вопрос показался мне разумным.
Подбородок Адама едва заметно напрягся.
— Будет лучше, если я их пропущу.
Он не стал уточнять. Я не просила. Минут двадцать мы ехали в тишине, не считая редких напоминаний о том, чтобы я была осторожна и не отводила глаз от дороги. Когда мы свернули к дому Айви, я начала ощущать тяжесть молчания.
— Так чем ты занимаешься, когда не учишь случайных подростков ездить по большим и страшным улицам Вашингтона? — спросила я.
Я припарковала машину. Адам отстегнул ремень безопасности и, расправив плечи, ответил:
— Я работаю в министерстве обороны. Прежде чем меня определили в Пентагон, я работал в военно-воздушных силах.
— Почему Пентагон? — спросила я.
— Туда меня назначили, — Адам застыл, единственной заметной подсказкой оставались мышцы его шеи. Его тон напомнил мне о подслушанной ссоре между ним и Айви.
Адаму — отец которого контролировал происходящее в Вашингтоне — пришлось сменить работу, которой он наслаждался, на работу в Пентагоне.
— Твой отец хотел, чтобы ты остался в Вашингтоне? — наугад спросила я.
— Мой отец очень дорожит своей семьей, — без каких-либо эмоций произнёс Адам. Он походил на солдата, вставшего в стойку «смирно» — глядел прямо перед собой и не шевелился. — А ещё у него очень хорошо выходит получать желаемое.
— Айви такая же, — слова соскользнули с моего языка прежде, чем я успела их обдумать. — Конечно, не в том смысле, что она дорожит семьей, — уточнила я. — Она тоже умеет получать желаемое.
Несколько секунд Адам молчал. Наконец он произнёс:
— Твоя сестра не такая, как мой отец, Тэсс.
Я не хотела заводить разговор об Айви.
— Она бы пошла на всё что угодно ради тебя, — сказал мне Адам, поворачивая голову, чтобы взглянуть мне в глаза. — Ты ведь знаешь об этом?
— Конечно, — он хотел это услышать.
— Она не станет просить тебя пойти с ней на похороны, — выражение лица Адама было нейтральным, он тщательно его контролировал. — Но я не иду, а Боди никогда не ходит на похороны. Он отвезёт её туда, но на этом всё, — он позволил мне уловить смысл его слов. — Это будет очень много значить, если ей не придется идти туда в одиночестве.
Много значить для Адама или для Айви?
— На этой неделе твой отец заезжал поговорить с Айви, — мне нужно было сменить тему, и это сработало. Челюсть Адама едва заметно напряглась. Всего через секунду какие-либо следы эмоций исчезли с его лица: ни намека на улыбку или насупленные брови.
— Ты не знал, — догадалась я. Я думала, что Айви ему рассказала.
— Вы с моим отцом встретились? — Адаму почти удалось сохранить спокойный тон, но я уловила в его голосе напряжение. Он хотел услышать «нет». Он хотел, чтобы я держалась подальше от его отца. Я обдумала это, вспоминая о том, как Боди приказал мне оставаться в машине, стоило ему заметить Уильяма Кейса.
— Нет, — сказала я Адаму, замечая мелькнувшее на его лице облегчение. — Не встретились.
ГЛАВА 18
На следующее утро я надела выцветшее черное платье и спустилась на первый этаж, чтобы подождать Айви.
— Куда-то собралась? — спросил у меня Боди.
Я не стала смотреть ему в глаза.
— Внук судьи Маркетта учится в Хардвике, — не самое правдоподобное оправдание. — Он друг моего друга.
Учитывая то, что в Хардвике у меня было не слишком уж много друзей, мне пришлось слегка приукрасить правду.
— Так ты идешь на похороны.
— Да.
— На похороны дедушки друга твоего друга, — повторил Боди.
Я пожала плечами и направилась к машине.
— Думаю, это правильный поступок, — мы оба прекрасно знали, что я имела в виду вовсе не свою хлипкую связь с Генри Маркеттом.
Возможно, Адам был прав. Возможно, Айви нуждалась во мне. А может, и нет. Так или иначе, никто не должен ходить на похороны в одиночестве.
— Теодор Маркетт долго и упорно служил этой стране, — президент Питер Нолан стоял за трибуной оратора. Он был харизматичен и обладал властным голосом. Пока он произносил речь, Айви нащупала мою руку. Она сжимала её совсем недолго, но даже короткий момент соприкосновения сказал мне о том, что я пришла не зря.
Я знала, что она думает о похоронах наших родителей. А вот мои воспоминания были довольно расплывчатыми.
Я помнила лето. Моё платье было голубым. Бледного, светло-голубого цвета, выделявшегося среди моря черного. Я помню, что меня передавали из рук в руки. Помню, что ела какую-то еду. Помню, что меня стошнило на пол. Я помню, как Айви унесла меня на второй этаж. Помню, как моя голова лежала у неё на груди.
— Большинство из нас живут, не задумываясь о том, как мы влияем друг на друга, какой след оставляем после себя в этом мире — но не Тео. Как в суде, так и в жизни он чувствовал ответственность уйти из мира лучше того, в который он однажды пришел. Банально говорить о том, что он был хорошим, мудрым и честным человеком, — на несколько секунд президент замолчал. — Но я всё равно скажу об этом. Он был хорошим человеком, — голос президента достигал каждого уголка церкви. — Он был мудрым и справедливым.
Свет падал сквозь витражные окна на обернутый в американский флаг гроб. Флаги по всей стране были приспущены в честь судьи Маркетта.
— Теодор Маркетт был мужем, похоронившим свою жену, — голос президента окатил меня с ног до головы. Пусть он и произносил речь об умершем, его тон так и призывал довериться ему, выслушать его и последовать за ним. — Отцом, похоронившим своего сына. Он был бойцом, не сдававшимся горю; дням, ночам, месяцам и годам, когда жизнь была нелегкой. Он отлично играл в бильярд. И я по собственному опыту знаю, что этот мужчина всегда пел «С Днём Рождения» только во всё горло.
Раздалось несколько смешков.
— Тео был дедом и верным государственным служащим, — президент сделал пазу и склонил голову. — Он сделал этот мир лучше.