Он был молод, совсем недавно поступил на военную службу.
Девять слов — вот и всё, что я знала.
Мои родители никогда не были моими родителями, — подумала я, заставляя свой мозг формировать слова. — А мой дедушка… Я вспомнила о том, как дедушка забыл обо мне и решил, что Айви была его дочерью.
Дедушка знал, — внезапно осознала я. — Конечно, он знал. Он мне лгал.
Все они знали.
Я закрыла глаза, ныряя в воспоминания. Я помнила похороны. Помнила, как Айви несет меня вверх по лестнице. Помнила, как я сидела на полу перед Айви, пока она расчесывала мне волосы. Я помнила, как Айви опустилась рядом со мной на колени. Помнила, как я коснулась её влажной щеки.
Я помнила, как Айви плакала, и отдала меня.
В один миг вся моя жизнь была переписана.
— Мелкая, ты не можешь сидеть здесь вечно, — Боди позволил мне побыть одной, но теперь я почувствовала, как он проскользнул на соседнее сидение. Я не могла заставить себя открыть глаза и посмотреть на него, не желая видеть его взгляд.
Его жалость. Словно я была сломана.
Прежде чем Боди снова заговорил, прошло несколько минут.
— Знаешь, она спасла ваше ранчо.
Она — это Айви. Мои глаза щипали слезы. Я сглотнула, стараясь не слушать его.
— Она наняла кого-то, чтобы за всем присматривать, и каждый день проверяет его, — Боди говорил будничным тоном, словно каждое его слово не вырывало моё сердце из груди.
Айви спасла ранчо. Айви была моей…
— Хватит, — произнесла я. Мой язык, кажется, распух. Я заставила себя открыть глаза. — Почему ты говоришь об этом сейчас?
Боди забросил одну ногу на переднее сидение.
— Но это же заставило тебя открыть глаза, да?
Я не могла с этим поспорить.
— Где мы? — ровно спросила я.
Боди опустил руку на спинку моего сидения, но смотрел он прямо перед собой.
— Добро пожаловать в Бостон.
Бостон.
Мой дедушка выглядел в точности так же, как и всегда. За три недели, проведенные мною в Вашингтоне, я пыталась звонить ему с полдюжины раз. Мы говорили дважды. Он узнал мой голос всего один раз.
Но сегодняшний день был удачным.
— Ты ужасно выглядишь, медвежонок, — дедушка сидел за небольшим столиком у окна. Его палата принадлежала только ему и скорее походила на квартиру, но в ней не было ни кухни, ни плиты, а в соседнем коридоре находились медсестры. — Обнимешь старика, — проворчал он, — или тебя растили в хлеву?
Это была старая шутка, потому что, конечно, хотя бы частично, меня растили именно в хлеву. Мне удалось выдавить небольшую улыбку. Эмоции наваливались на меня одна за другой: тоска и благодарность, одиночество, пустота, надежда, которую я не позволяла себе чувствовать. Боль и предательство. Злость за то, что он так долго меня обманывал. Страх того, что рассердившись, я каким-то образом прогоню один из последних хороших для него дней.
Сглотнув зародившийся в горле комом, я подошла к окну. Я хотела обнять его, но не могла пошевелить руками.
Дедушка был рядом, был самим собой. Я любила его. Он был во мне, был частью меня, он сделал меня такой, какой я была — и всё же я не могла заставить себя пошевелиться.
— Как они с тобой обращаются? — хрипло спросила я.
— Не пятизвездочный отель, — ответил дедушка. — Но сойдет.
— Я пыталась, — произнесла я. — Пыталась оставить тебя дома, — если мне удастся сосредоточиться на более ранней боли, мне не придется думать о нынешней.
— Ты боец, — ответил дедушка. — И всегда им была.
Всегда. Всегда. Всегда. Я всегда могла на него рассчитывать.
Всегда. Всегда. Всегда. Он с самого начала обманывал меня — фотографировал меня и посылал снимки Айви.
А она их хранила.
Пока я не почувствовала боль, я даже не замечала, что мои ногти впиваются в мою ладонь.
— Ты выглядишь худощавой, — дедушка медленно поднялся на ноги. — Твоя сестра что, тебя не кормит?
Я приобняла себя руками, хоть на самом деле я хотела обнять его.
— Она мне не сестра.
Он притянул меня к себе и обнял. Его огрубелая рука потрепала меня по голове.
— Знаю.
ГЛАВА 54
Мой первый день в Бостоне был лучшим днём для моего дедушки, словно вселенная решила прояснить его сознание, пока затуманилось моё. Следующий день не был хорошим. Третий день был ещё хуже.
Иногда он узнавал меня.
Иногда — нет.
В один из дней мы играли в шахматы. Он победил. На следующий день мы снова играли в шахматы. Победила я. Мне почти удавалось притворяться, что я сама решила приехать в Бостон. Что тот факт, что Боди караулил дверь и платил за наш мотель наличкой, ничего не значил.
Но.
Но потом я думала о Генри и гадала о том, присматривает ли кто-нибудь за ним. Я думала о Вивви и о том, объяснил ли ей кто-нибудь, почему мне пришлось уехать.
Я запретила себе думать об Айви.
Я заполнила свои дни шахматами и шашками. Мои ночи наполнились ночными кошмарами и призраками — перерезанные глотки и дырки от пуль, вальс президента и Первой Леди.
На четвертый день в Бостоне я пыталась собрать полную колоду карт, чтобы мы с дедушкой могли сыграть в покер. В этот момент кто-то переключил телевизор в общей комнате со старого фильма с Кларком Гэйблом на выпуск новостей. Я не обращала на них внимания, пока не услышала имени Эдмунда Пирса.
Я сжала игральную карту — пиковую девятку — мои глаза метнулись к телеэкрану.
— Сегодня утром претендент на должность в Верховном Суде — Эдмунд Пирс — был найден мертвым в своём доме в Фениксе.
Снимок Пирса уставился на меня с экрана. Ты получишь деньги, когда мою кандидатуру выдвинут на должность. Я почти слышала, как Пирс произносит эти слова. Почти видела это.
— Пока что о смерти судьи Пирса не было официальных заявлений, но ранние доклады предполагают, что её причиной послужила аневризма, — серьезное выражение лица репортера идеально подходило для подобных новостей. — По слухам, Пирс был одним из главных претендентов на должность в Верховном Суде после смерти судьи Теодора Маркетта ранее в этом же месяце. Пока что Белый Дом не комментирует то, как…
Кто-то переключил канал и вот так просто мы снова вернулись к Кларку Гэйблу. Я положила игральную карту и отправилась в фойе, к ближайшему выходу. Боди увидел, как я проходила мимо, и последовал за мной на улицу.
— Пирс мёртв, — подождав, пока за нами закрылась дверь, сказала я ему, вдыхая свежий воздух.
Боди прищурился.
— Сердечный приступ? — помрачнев, предположил он.
— Аневризма.
Боди достал из заднего кармана пачку сигарет. Он достал из неё сигарету и принялся катать её между двумя пальцами.
Слишком уж большое совпадение, — подумала я. Судя по выражению лица Боди, он думал о том же: скорее всего Пирс умер от аневризмы так же, как судья Маркетт умер от непредвиденных усложнений во время операции.
— Вивви думает, что её отца могли убить, — наблюдая за реакцией Боди, произнесла я.
— Вивви — умная девочка, — ответил Боди. Другими словами, он думал, что она права.
— Мне нужно ей позвонить, — сказала я. — Нужно позвонить Генри.
— Полегче, боксер.
— Это не шутка, Боди.
Он бросил сигарету на землю и раздавил её ботинком.
— Я не шучу.
Я это знала.
— Кто это делает? — негромко спросила я.
— Твоя сестра сказала бы тебе в это не вмешиваться.
Она мне не сестра.
— Но, насколько я могу сказать, — вяло продолжил Боди, — когда тебе говорят во что-то не вмешиваться, ты слышишь просьбу бодро и радостно влезть в это по уши. Постоянно. Вы с Айви очень похожи.
Я развернулась против ветра, не собираясь отступать.
— Кто это делает? — Боди повторил мой вопрос. — Если считать, что смерть доброго доктора не была самоубийством — а сейчас я в этом почти уверен — я бы сказал, что мы ищем человека с военной подготовкой. Скорее всего, спецназ, возможно, военная разведка.