Она ждала от меня ответа. Я хотела участвовать в этом, но теперь, когда информация находилась в моём компьютере, у меня пересохло во рту. Сегодня не подходящий день. Я попыталась побороть жжение в моих глазах.
— Спасибо, — сказала я, сверля взглядом свою клавиатуру.
— Ознакомься с информацией. Потом мы поговорим.
Мне удалось перевести взгляд на экране компьютера. Оттуда на меня уставился отец Вивви.
— Ты знаешь врача Белого Дома? — спросила я у Айви, не только потому, что я хотела сменить тему, но и потому, что я не могла выбросить из головы взгляд Вивви.
— Майора Бхарани? — ответила Айви. — Знаю, что у него терпение святого человека. Если верить Джорджии, пациент из президента жуткий, — она облокотилась на дверной проём. — Почему спрашиваешь?
Почему я спрашивала?
— Его дочь назначили показать мне Хардвик, — на самом деле, это был не ответ.
— Вивви, да? — спросила Айви. Мне не стоило удивляться тому, что она знала её имя. Айви улыбнулась мне. — Вашингтон — это маленький мир. А Хардвик — и есть Вашингтон.
Я начинала это чувствовать. Отец Вивви был врачом в Белом Доме. Дедушка Генри Маркетта был председателем верховного суда США. Я только что побывала на похоронах, где речь читал президент Соединенных Штатов.
— Откуда ты знала его? — спросила я у Айви. — Тео Маркетта?
Айви едва уловимо изменилась. Её осанка самую малость распрямилась, выражение лица не выражало абсолютно никаких эмоций.
— Я работала на него. Мы оставались на связи.
У Айви на удивление хорошо получалось отвечать на вопросы, на самом деле ничегошеньки не рассказывая.
— У судьи Маркетта была проблема, — произнесла я, изучая выражение её лица в поисках подсказки о том, какой именно была её работа. — Ты её решила.
Айви взглянула мне в глаза с абсолютно непроницаемым лицом.
— Что-то вроде того.
ГЛАВА 21
В понедельник Вивви всё ещё не было в школе. А вот Генри Маркетт пришел. Во время ланча он сидел за столиком Эмилии. Его осанка была ровнее, чем у остальных, а выражение его лица — чуть более напряженным. Время от времени, его взгляд скользил ко мне.
И каждый раз он глядел сквозь меня.
— Что делаем? — Ашер, не церемонясь, уселся за мой столик.
— Ничего, — резко ответила я.
— Ошибочка вышла. Я-то думал, ты угрюмо смотришь в сторону Генри. Вот так, — он состроил хмурую мину, а потом указал на меня. — У тебя лучше выходит.
— Уйди, Ашер.
— Ты говоришь «уйди», а я слышу: «будь моим лучшим другом», — он пожал плечами. — Но если серьезно — ты за или против браслетов дружбы?
Я не была уверена в том, что за игру он затевал. Я пробыла в Хардвике неделю, но этого было достаточно, чтобы понять — Ашер Роудс всем нравился. Его даже можно было назвать популярным.
— Чего ты от меня хочешь?
В ответ на мой вопрос Ашер и глазом не повел.
— Может, мне катастрофически скучно и ужасно одиноко, так что я ищу любви не там, где стоило бы.
Я закатила глаза.
— А может, — произнёс он, склоняясь вперед и опуская локти на стол, — мне надоело быть всеобщим любимчиком, а находиться рядом с человеком, который ничего от тебя не ждет — очень освежающе. Или ты просто выглядела так, будто тебе нужен друг, — он не дал мне возможности ответить. — Диетическую колу? — у Ашера было две банки. Он вежливо предложил мне одну из них.
— Нет.
— Ментос? — он протянул мне упаковку.
— Разве диетическая кола и Ментос не…
— Взрываются? — подсказал Ашер. Он открыл одну из банок. — У меня возникла временная любовь к взрывам.
Это прозвучало очень уж настораживающе.
— Я начинаю понимать, почему твоя сестра считает, что за тобой нужно присматривать.
Ашер вдумчиво катал Ментос по краю банки с диетической колой. Я потянулась к нему и щелкнула по драже. Оно угодило ему в лоб.
— Я приму это, как согласие на браслеты дружбы, — сообщил он мне.
Эмилия говорила мне, что, когда Ашеру становилось скучно, всё шло наперекосяк. Нарушались законы и нормы приличия, иногда ломались кости. Наверняка, он сидел за моим столиком по той же причине, по которой он забрался на крышу часовни.
Я была интересной.
— Ты говорила с Вивви? — Ашер пытался звучать легкомысленно, но в его тоне мелькнула одинокая нотка серьезности.
— Нет, — несколько секунд я изучала его. — А должна была?