— Мне не хотелось об этом говорить, — призналась Одри. — Но я случайно услышала твой разговор с Максимилианом…
Филипп вопросительно взглянул на нее.
— Что ты слышала?
Одри стало неудобно.
— Достаточно, чтобы понять: дело приняло дурной оборот. Ты позволил Максимилиану загнать себя в угол…
— Я позволил… неужели?
— Видишь ли, — угрюмо заметила Одри, — пообещав Максимилиану на следующей неделе жениться на мне, ты и себя, и меня поставил в весьма трудное положение!
Филипп помрачнел, однако ничего не сказал — просто пожал плечами, явно давая понять, что тема исчерпана.
— Нам придется сказать Максимилиану правду, когда он оправится после операции. — Одри вздохнула. — Думаю, он поймет, почему мы так поступили.
Тонкие пальцы Филиппа крепко сжали ее руку.
— Пока мы одни, давай-ка поговорим кое о чем другом, — пробормотал он. — Когда мы занимались любовью…
Одри, словно загнанный зверь, попыталась защищаться:
— Я полагала, что мы больше не станем это обсуждать!
— В последний раз… — Филипп пристально смотрел на нее. — Мне вдруг пришла в голову чертовски странная мысль, что, возможно, вовсе не похоть всему виной.
Одри покраснела, она почувствовала себя униженной после этих слов, но была полна решимости показать, что провести ее Филиппу не удалось.
— Тебе вовсе незачем беспокоиться по этому поводу, Филипп. Я не так глупа и вовсе не считаю, что испытывать физическое влечение к кому-то равносильно тому же, что и любить. Для меня по-прежнему существует только Келвин!
Филипп выпустил ее руку и язвительно ухмыльнулся.
— Ты провела ночь со мной, а не с ним!
— И мне до сих пор стыдно, — пробормотала Одри.
— А как же иначе! — неожиданно грубо подтвердил Филипп. — Позволь сказать, что, если бы ты была влюблена в меня, я бы постоянно держал рядом с тобой вооруженного охранника. Я не смог бы оставить без присмотра такую ветреную особу, как ты!
— Но у меня ничего не было с Келвином! — попыталась оправдаться она.
— Если это хоть в малейшей степени зависит от меня, то никогда и не будет! — холодно бросил Филипп.
Ошеломленная этим обещанием, Одри все же нашла в себе силы поднять на него глаза. Филипп кипел от возмущения. Она боялась пошевелиться под пристальным взглядом его глаз, в которых застыла угроза.
— Ты использовала меня, — заявил он, — а я никому не позволяю этого делать.
— Каким образом я тебя использовала?! — изумленно воскликнула Одри, плохо понимая, чем могла так разозлить его.
— Святая простота… Тем, что решила сделать пробный шаг перед Келвином. Подумать только, а я еще волновался, что не предпринял никаких мер предосторожности! — Филипп бросил на нее полный презрения взгляд.
— Предосторожности?
— Ты конечно же пользуешься таблетками, готовя себя для Келвина, — с еще большим презрением заявил Филипп. — Ты вряд ли стала бы подвергать себя риску случайно забеременеть, и я признателен тебе за это… не думай, что нет! Но, когда все это закончится, я хочу, чтобы ты навсегда исчезла из моей жизни.
Окончательно сбитая с толку всеми этими обрушившимися на нее неожиданными обвинениями и оскорбительными намеками, Одри посмотрела вслед удалявшемуся Филиппу, который сейчас, казалось, всем своим видом источал враждебность. Она медленно последовала за ним. Одри не пользовалась контрацептивами — ей даже в голову не пришло, что она рискует забеременеть. Подобная ужасная перспектива лишь еще больше обескуражила ее.
Неожиданно Филипп повернулся и направился к ней. Взяв ее снова за руку, он тяжело вздохнул и с мрачной улыбкой взглянул Одри в глаза.
— Извини. Я не имел права набрасываться на тебя.
От этого произнесенного грубоватым тоном извинения Одри лучше не стало, но она прошептала:
— Все в порядке. Я понимаю.
— Думаю, что нет.
Но Одри действительно все прекрасно понимала. За последние двенадцать часов многое изменилось. Неожиданная близость смела разделяющие их барьеры, которые теперь необходимо восстановить. Неудивительно, что Филиппа весьма волновало то, что она могла забеременеть. Одри решила, что ему лучше продолжать заблуждаться относительно такой возможности.
Она уговорила себя, что единственный опрометчивый поступок вряд ли повлечет за собой зачатие, и перестала волноваться по этому поводу. Сегодня утром она должна улыбаться и изображать влюбленную женщину, которая недавно обручилась. Ни единым намеком в присутствии Максимилиана нельзя показать, что ее и Филиппа что-то разделяет.