– В каком смысле?
– Не могу же я, в самом деле, явиться к ним… на костылях? Вернешься – ты! Подключишь к делу специалиста. Необходимо наблюдать за шевелением в столице. А мне требуется лечение… Хотя, после падения обычно следует взлет, но я пока не готов к полету. Взлетная полоса какая-то… кривая. И кто все портит – большой вопрос. Нам предстоит ответить на него… в ближайшее время!
Его товарищ с недоумением и тревогой обернулся к окнам, где по-прежнему белели лайнеры. Но забинтованный пассажир имел в виду совсем иное.
Главная мысль, которая занимала его последние часы – что это вообще было?! Случайное падение или… намеренная провокация? Особенно в свете событий, произошедших почти в то же самое время со вторым участником «договора». И надо же было ему сделать столь неудачный выбор. А ведь изначально все казалось просто и безобидно, и вдруг обернулось против своего создателя. Идеально продуманный план сорван! Теперь в дело могут вмешаться ни один, ни два проверенных человека, а совершенно неопределенный круг лиц… о существовании которых он и понятия еще не имеет.
В эту минуту объявили посадку на самолет, который туристы так долго ожидали. Оба поднялись. Здоровый товарищ (во все смыслах, так как был на полголовы выше пострадавшего) хотел поддержать больного, но тот сердито отмахнулся, знаком указав на багаж. После чего направился к стойке регистрации, болезненно морщась при гулких звуках удара гипса о кафельный пол, которые сам же и издавал.
***
Август.
Мальчик лет пятнадцати, с сильно отросшими волосами, в модной, но порядком измятой куртке, ссутулившись и прикрыв глаза, стоял в приемной директора интерната, ожидая распределения. Собственно, групп подходящих его возрасту было всего две, но педагогический состав пребывал в затруднении. И вызвано оно было крайне негативной «рекомендацией», полученной от ближайших родственников подростка.
Дело в том, что несколько месяцев назад мальчик остался сиротой, лишившись родителя при самых странных и до сих пор не до конца проясненных обстоятельствах. Опекунами собирались стать родной дядя и его супруга, игравшая в семье ведущую роль. Но узнав, в какие жесткие рамки загоняло их это обременение, какое количество обязанностей накладывало на хрупкие плечи женщины (которые уже несли на себе пару собственных отпрысков), при довольно небольших, на потребительский взгляд дамы, «поощрениях», льготах и деньгах, она решительно отстранилась от благородного дела.
Впрочем, Егор Потягов (а так звали подростка) подозревал, что окончательно отказаться от него тетку заставило другое обстоятельство. В последний момент выяснилось, что деньги, выплачиваемые за опекунство, должны были тратиться исключительно на опекуна, и никаким образом не являлись поощрением или оплатой труда усыновителя. К тому же, хоть оба (дядя и племянник) и являли собой две ветви одного родового дерева, но, надо прямо сказать, весьма колючего и развесистого. Взрослые мало общались прежде и совершенно не горели желанием углублять знакомство с малолетней сиротой.
Правда, первый месяц после страшных для Егора событий, тетка проявила заботу, явившись в квартиру его родителей и прибрав к рукам все ценное, что в ней находилось. Мальчик стерпел, поверив, что данная процедура необходима, и что вещи изымаются на «ответственное хранение». В конце концов, всего каких нибудь три года, и он получит их обратно, став самостоятельной личностью и наследником в определенном законом порядке. Но второй враждебный шаг новой родни заставил усомниться в доброте намерений самоназванных попечителей.
Большой белый шпиц по кличке Каспер, любимец Егора, был также «изъят» из квартиры, но не на ответственное хранение, а насовсем. Пса передали в собственность неравнодушным соседям, давно заглядывавшимся на популярную породу. Это был сильный удар – ведь подросток лишился и друга. Тетка объяснила его сдачу тем, что у детей открылась сильная аллергия на шерсть, а сама она не выносила животных. Рассердившись не на шутку, Егор тогда впервые в жизни нагрубил старшим. Он задал самый не нужный вопрос – спросив, каким образом, в таком случае, она терпит собственного мужа, да еще и на протяжении многих лет… Ответом стала громкая оплеуха. Ее звон мог сравниться только с последующим звоном бьющихся хрустальных сервизов в шкафу, стеклянной посуды на кухне и горшков с редкими цветными антуриумами… Егор постарался разгромить в квартире все, что не успела изъять вслед за шпицем его рукастая родня.
Именно после данного события мальчику впервые и был вынесен вердикт, или диагноз (как высказалась тетка) – трудный подросток. Его быстренько определили в некое исправительное заведение (с душевным уклоном), где кроме прочих деятелей от образования, работали медики и священнослужители, читавшие духовные лекции пронизанные моралью с самым благостным видом и ощущением собственной значимости.