— Красивой… Молодой… Из другого круга. Простите, милая, — она улыбается мне так фальшиво, чтобы я сразу поняла: ей вовсе не жаль оттого, что она это сказала. Ответить Влад не успевает, потому что отвечаю я:
— Я не обижаюсь, — натягиваю широкую улыбку, — глупо обижаться на человека, когда он специально хочет тебя обидеть, так ведь?
Она меняется в лице, на мгновенье теряется, потом начинает злиться. Я перевожу взгляд на Влада и вижу в его глазах удивление.
— Я пока посмотрю картины, — говорю Ярову и, потянувшись, целую в щеку, а потом неспешно иду в сторону небольшой выставки, устроенной в углу зала.
Яров присоединяется ко мне через пять минут. Встает рядом и замечает, разглядывая картину:
— А ты молодец. Умеешь постоять за себя.
— Ну ты же говорил, что у меня есть зубы, — я поворачиваю к нему голову. — Не люблю, когда оскорбляют. Тем более незаслуженно.
Он несколько секунд рассматривает меня, потом снова отворачивается к картинам.
— Придется вложиться в фонд твоего отца, — замечает мне.
— Почему придется?
— Ну зачем-то же я сюда пришел.
— В такое дело стоит вкладываться. Разве нет?
— Конечно. Часть моей прибыли всегда расходится по фондам. Слишком много людей болеет, к сожалению, всем не поможешь. Ну ладно, не будем о грустном. Пойдем еще поболтаемся тут полчаса, и можно валить. Шампанского хочешь?
— Нет.
— Точно, забыл, станешь неадекватной и начнешь танцевать на столе.
— Очень смешно.
Мы уходим через сорок пять минут, на улице приятная теплая погода, и я вдруг предлагаю:
— Может, пройдемся немного, набережная недалеко.
Влад только пожимает плечами.
— Почему бы и нет.
Вскоре мы идем рядом неспешным шагом, пока мимо нас снуют люди и едут машины.
— Любишь Москву? — спрашиваю Влада. Он думает, потом отвечает.
— Не знаю. Привык к ней, она, как компьютерная игрушка, втягиваешься в ее ритм и уже не можешь остановиться. Постоянно надо куда-то бежать, что-то делать, двигаться. И постоянно прокачивать скилы, наращивать темп. Не развиваешься — убит. Остановился — убит. Не вник в новое правило — убит.
Влад смотрит куда-то вперед, неспешно шагает, сунув руки в карманы, а я слушаю его и снова удивляюсь. В этом человеке удивительно гармонично сочетается беспардонность и глубина мысли, жесткость и вот такое мягкое спокойствие.
— Но ведь нельзя же до конца жизни бежать, — говорю несмело. Яров усмехается.
— Нельзя. Проблема в том, что для многих это и становится смыслом жизни.
— И для тебя?
Влад еще какое-то время молчит, потом встает передо мной, разглядывает.
— Жалеешь, что согласилась на это все? — задает вопрос, я тушуюсь на мгновенье.
Ищу внутри себя ответ и не нахожу однозначного. Нет, я не могу сказать, что мне нравится происходящее, оно слишком новое, слишком странное, и я все время нахожусь в напряженном ожидании следующего момента. И в то же время я словно шагнула на другую ступень, изменила свою жизнь, и теперь наблюдаю, как это изменение отражается на мне. И в этот самом факте изменения есть хорошее. По крайней мере, мне так видится.
— Не знаю, — отвечаю честно. — Это все… очень странно.
— Привыкнешь.
— Наверное. Просто тяжело, знаешь, следить за каждым своим шагом, думая, как это может сыграть в нашей ситуации. Начинаешь загонять себя в рамки, не понимая, что стоит делать, а что нет.
Яров смотрит на меня, а я теряюсь, до того у него сейчас внимательный взгляд. А потом он спрашивает:
— Высоты боишься?
— Что? — хмурюсь в удивлении. — Высоты? Нет. А что?
Яров вдруг подхватывает меня и ставит на каменное ограждение набережной.
— Ты с ума сошел? — выдаю на выдохе, хватаясь за него.
— Я тебя страхую, пошли.
Он держит мою руку, я смотрю в изумлении.
— Ты серьезно? — спрашиваю по-дурацки.
— Похоже, что я шучу?
Еще смотрю, а потом медленно выпрямляясь, сжимая руку Ярова.
— А если я упаду?
— Я тебя вытащу. Я отлично плаваю, а вода теплая.
— Ты ненормальный.
Делаю несколько неуверенных шагов вперед, то и дело косясь в сторону воды.
— Зачем это? — спрашиваю Влада.
— Чтобы ты поняла, что нет никаких границ поведения, кроме тех, что ты сама себе выстраиваешь. И что будучи женой политика, ты можешь себе позволить гулять по ограждению набережной.
— А если меня в полицию заберут?
— Значит, тебя заберут в полицию. Но ты все равно можешь ходить по ограждению.
Я смеюсь, хотя и немного нервно. Сердце в груди то и дело замирает, а мозг где-то на другом уровне лихорадочно умоляет слезть с ограждения, но я упорно продолжаю идти вперед, сжимая руку Влада.