Глава первая
Эбби Форбс и сама не знала, каким образом она добралась от ворот женской клиники до своей машины. Села за руль и застыла, глядя вдаль изумленными серо-зелеными глазами. Любой прохожий увидел бы в ней только привлекательную женщину лет тридцати с блестящими светлыми волосами, грезившую наяву.
Но Эбби не грезила, хотя прошедший час вполне можно было назвать кошмарным сном. Беременна! Даже само слово было чуждым. Эбби не спрашивала себя, как это произошло, — она знала как. Ей казалось невероятным, что один-единственный ложный шаг, мог иметь такие последствия.
— О Боже! — прошептала она, охваченная волной стыда и боли. Доктор Лейтон был непреклонен — она беременна. Ребенок должен родиться в сентябре.
Если не делать аборт. Она была всего лишь на шестой неделе, так что аборт пока возможен.
Эбби вздрогнула. Проблема абортов никогда не касалась ее лично. Обсуждать все доводы за и против абортов у других женщин казалось куда проще, чем применить те же доводы к себе самой.
Аборта не будет. Хоть это она могла сказать твердо.
Обнаружив, что уже в состоянии двигаться, Эбби завела мотор и нажала на газ. Осторожно выехала с переполненной автостоянки и влилась в поток автомобилей. Нужно возвращаться на работу, ведь весь обеденный перерыв ушел на встречу с доктором Лейтоном. Однако ее машина, будто по собственной воле, направилась в другую сторону.
Ошибка, проступок, промах — подходящие определения теснились в сознании Эбби. Хуже всего было то, что она почти не помнила ту ночь в декабре.
Эбби смахнула слезу, злясь на непрошеную жалость к самой себе. Сейчас ей нужна не жалость, нужны ответы на некоторые вопросы, и прежде всего — что ей теперь делать. Она жила одна уже шестнадцать месяцев, с тех пор как умер Ник. Друзья и сослуживцы были уверены, что она даже ни с кем не встречалась.
Снова выступили слезы. Та проклятая декабрьская ночь не была даже свиданием — всего лишь ночевкой! С такими женщинами, как она, подобного не случается. У нее работа, карьера, признание. Лицо ее знакомо всей южной Неваде, вместе с Роном Харрисоном она появляется на телеэкране каждый вечер с шестичасовыми новостями.
При мысли о Роне Харрисоне сердце Эбби сжалось. Красавчик Рон тут же уничтожит ее публично или исподтишка. Вне камеры Рон едва с ней разговаривал. Теперь он получит заветное оружие, с помощью которого вытеснит ее со второго кресла и займет место первого диктора на студии, ради которого она так долго и тяжело трудилась.
Ее, конечно, не могут уволить за внебрачную беременность, но вполне могут попросить отойти на задний план. Разумеется, у нее есть контракт, она может нанять адвоката. Но ведь у студии денег больше, там могут нанять кучу адвокатов, и в конце концов, если они захотят ее убрать, они этого добьются — Эбби точно это знала. Вдруг, почувствовав слабость, Эбби свернула к обочине и остановилась. Она проехала на юг и сейчас оказалась в безлюдной части огромной долины Вегаса. Выпустив руль, она сжала пальцами виски, где все нарастала боль. Воспоминание о прошедшем Рождестве промелькнуло у нее в голове.
С той самой ночи она старательно избегала всякой мысли о ней, так что сейчас оказалось не так-то легко воссоздать подробности. Самое начало вечера она вспоминала отчетливо. Эбби геройски работала над проектами, которые шли по нарастающей в рождественский сезон, — подарки для детей-сирот, пища и кров для бездомных… Вся эта предпраздничная суета никогда не раздражала ее, хотя и утомляла. Как минимум дюжина рождественских приемов требовали ее присутствия, и она появлялась там мельком, в промежутках между более важными заданиями. Все ее коллеги делали то же самое. Глава независимой телестудии, Боб Сидуэлл, требовал, чтобы его сотрудники принимали участие во всех общественных делах, чтобы быть в курсе возможных событий.
Эбби любила свою работу и была убеждена, что именно работа, не оставлявшая времени на мысли о несчастьях, помогла ей перенести долгую болезнь и смерть Ника. Нельзя сказать, что она вышла из этого тяжелейшего испытания невредимой. Никому бы это не удалось. Но случались мгновения, когда Эбби гордилась тем, что вообще выжила. Конечно, она сильно изменилась. Потребовалось время, чтобы она снова научилась смеяться, но у нее абсолютно пропало всякое влечение к противоположному полу. Это и делало ту ночь еще более загадочной.
Сослуживцы затащили ее на прием, которого она надеялась избежать. Эбби неделями работала как заведенная, к тому же в тот день добавился визит к зубному врачу, оставивший ощущение легкого дурмана в голове. Глубочайшая усталость требовала отправиться домой и забраться в постель, но веселые сотрудники не обратили никакого внимания на ее протесты, и вскоре она уже ехала через весь город в машине Джулии Элкинс вместе с двумя другими женщинами, которые всю дорогу болтали как сороки и хохотали от любой ерунды.
Когда они добрались наконец до цели — огромного, великолепного дома, — Эбби, немного отдохнув, уже веселилась со всеми вместе. Прием устраивала супружеская пара, хорошо известная в обществе, хотя Эбби не была с ними лично знакома. Дом потрясал роскошью и весь сверкал рождественскими украшениями. Гостей собралась уйма, многие из них были знакомы Эбби, и она весело приветствовала их. Кто-то протянул ей бокал шампанского. Она потеряла из виду Джулию и женщин, с которыми приехала, но даже не заметила этого. Эбби поняла, что эта вечеринка оказалась первой, доставившей ей удовольствие за долгие, долгие месяцы.
Позже, особенно на следующее утро, она поняла еще кое-что: от первого бокала шампанского она мгновенно опьянела и не имела ни малейшего представления, сколько выпила потом.
Остальная часть вечера расплылась в памяти неясным пятном. Она знала, что там с ней был мужчина. Помнила, что его звали Корд Дюран и что он был высок и невероятно красив. Она вспомнила, как все время смеялась, пока они танцевали. В зале играл оркестр, и музыка была превосходной. Стол ломился от деликатесов, фонтаны шампанского не иссякали.
Все еще не выходя из машины, Эбби потерла пульсирующие болью виски. Следующим отчетливым воспоминанием этого позора было утро. Она проснулась в незнакомой кровати рядом с незнакомым мужчиной, прикрытая одной только простыней. И нечего скрывать правду: она занималась любовью с совершенно незнакомым человеком.
Несколько мгновений она лежала, застыв от ужаса, почти не замечая мучительной головной боли. Потом все-таки тихонько встала с поистине королевского ложа и обнаружила свою одежду разбросанной по всем углам спальни и гостиной. Уже одевшись, она направилась к выходу из этой огромной квартиры, в которой прежде никогда не была, и услышала:
— Пожалуйста, не уходи так.
Эбби резко обернулась и чуть не потеряла сознание от головокружения и адской боли в затылке.
— Я… старалась не разбудить вас.
— Разумеется.
Мужчина натянул лишь серые кальсоны — и больше ничего. Эбби отвела глаза. Мозг ее отказывался поверить, лихорадочно отвергал то, что наверняка произошло здесь с этим незнакомцем.
— Мне нужно домой, а потом на работу.
— Еще рано. Мы могли бы позавтракать вместе.
— Нет… Нет… Я…
Он подошел к ней.
— Эбби, посмотри на меня.
Она не сделала этого. Не смогла.
Пошатываясь, она направилась к двери и остановилась, чтобы сказать лишь:
— Извините, что так случилось. До свидания, мистер Дюран.
— После этой ночи ты называешь меня «мистер»?
— О… извините. — Если бы она могла вспомнить что-нибудь! Эбби была смущена до слез, ей было так стыдно, что хотелось тут же провалиться сквозь землю.
Подойдя к телефонному столику, он нацарапал что-то на листке бумаги и вернулся к ней.
— Возьми. Это мой телефон. Мне бы очень хотелось, чтобы ты позвонила, когда тебе будет лучше.
— Мне и сейчас хорошо, — твердо ответила она, взяла листок и уронила его в сумочку, по— прежнему не глядя на Корда.
— Можно мне попросить твой номер?
— Мм… лучше не надо. До свидания. — Эбби ринулась из квартиры, чувствуя, что он взглядом провожает ее. В коридоре она в растерянности остановилась, не зная, куда повернуть.