— Ах вот вы где! А я вас искал!..
Один ассенизатор даже обратился к нему со следующими словами:
— Скажите-ка, любезный, не пора ли вам заняться чисткой прудов…— Правда, он тут же спохватился: — Ой, извините, благодетель!
Но подобное обращение больно задело Ахилла Дюпон-Марианна.
По истечении месяца положение стало невыносимым. Обслуга замка старалась улучить свободную минутку, чтобы чуть-чуть вздремнуть, включив «пропеллерный утешитель». Средь бела дня слуги бросали работу и мчались домой, чтобы насладиться несколькими мгновениями иллюзии. Некоторые даже принимали снотворное. А работа, конечно, страдала. И Ахилл Дюпон-Марианн, видя эту армию распустившихся слуг, проклинал Миоша. Ведь людям, столь явно оторвавшимся от земной действительности, его благотворительность была ни к чему. Он уже ничего не мог предпринять для облегчения их участи — они жили снами. Единственным распределителем благ для них стал прибор с пропеллером. И именно этой дьявольской машине они теперь дарили всю свою признательность. А он, Ахилл Дюпон-Марианн, оставался не у дел со своей отвергнутой добротой и ненужными деньгами. Он решил бороться с этим безобразием. И для начала ему открылась истина: филантроп среди счастливых все равно что врач среди здоровых. Если нет мало-мальской нищеты и хоть каких-нибудь несчастий, у благодетеля нет повода проявить свои таланты. Так что надо развеять восторги этих мечтателей, создать им какие-нибудь заботы, чтобы затем можно было их утешить.
В один прекрасный день, не посоветовавшись с Миошем, он отдал приказ развесить в поселке объявления, в которых крупными буквами было написано, что отныне рабочий день удлиняется, оплата труда уменьшается, и все работники обязаны два раза в неделю посещать курсы прикладной зоопатии. Реакция не замедлила сказаться. Ахилл Дюпон-Марианн сидел в библиотеке и покуривал сигару, когда туда вошел изобретатель Миош, бледный, в изорванной в клочья одежде и с разбитой щекой.
— Что вы наделали, несчастный? — вскричал Миош.— Что это за объявления?
— Мне захотелось воссоздать атмосферу, благоприятную для проведения моих благотворительных акций,— спокойно отвечал Ахилл Дюпон-Марианн.
— О да,— ухмыльнулся Миош и с силой откусил кусок ногтя,— атмосфера чудная! Бунт!
— Что?
— Бунт, мой милый! Я бы даже сказал — революция! И он увлек филантропа к окну. В распахнутое окно Ахилл Дюпон-Марианн увидел толпу слуг, стройными рядами двигавшихся к замку. Они размахивали над головой плакатами с грозными надписями: «Ахилл, верни наши денежки!», «Ахилл, верни наши привилегии!» И даже, Бог знает почему: «Ахилл, go home!». Неподалеку от подъезда они остановились. Возглавлял их Бравур. Ахилл Дюпон-Марианн был взбешен и напуган до потери сознания.
— Что вам надо? — выдавил он из себя.
— Нам надоело быть филантропами только во сне! — ответил Бравур.— Выходит, нам достается только по восемь-десять часов счастья в день. Это несправедливо!
— Но ведь пока не появились «утешители», у вас и этих восьми-десяти часов не было,— сказал филантроп. — И вы не жаловались!
— Мы не знали, чего мы лишены,— выкрикнула какая-то женщина.— А теперь знаем. Все или ничего. Как это вам пришло в голову дразнить людей, дать им деньги, замок, красивую одежду на несколько часов, а потом: «Берись-ка снова за метлу, за грязную посуду!» Я хочу предаваться филантропии днем и ночью!
— И мы! И мы!
Ахилл Дюпон-Марианн начал терять терпение. Он взревел:
— Толпа идиотов! Чтобы вам предаваться филантропии днем и ночью, мне нужно подать в отставку, уйти…
— Ну и уходите! – отрезал Бравур.
И даже если я уйду,— продолжал Ахилл Дюпон-Марианн,— мое состояние, поделенное на пятьсот душ, не позволит быть филантропом каждому из вас! Филантропия стоит дорого!..
— Разберемся!
— А замок? Он у меня один. А вам-то потребуется пятьсот!
— Как-нибудь устроимся! Все это отговорки… Толпа гудела, не сходя с места, мелькала багровыми
лицами, размахивала плакатами и кулаками. Ахилл Дюпон-Марианн повернулся к Миошу.
— А вы говорили, что ваш прибор освободит мир от новых революций! О, будь проклят тот день, когда я приютил вас у себя. Прежде мы жили радостно: они — в труде, я — в филантропии. Теперь их сердца поглотили зависть и лень. А я сам чувствую себя ни на что не годным. Я сомневаюсь. Сомневаюсь!..
Брошенный издалека камень разбил окно библиотеки. Филантропу, ошеломленному неблагодарностью и жестокостью своих подопечных, казалось, что жизнь его в заботах об этих людях прожита напрасно.
— Они нас убьют,— пробормотал позеленевший Миош, стуча зубами.
— Так вам и надо,— ответил Ахилл Дюпон-Марианн. Потом он вернулся к окну и крикнул в волнующуюся толпу:
— Спрашиваю в последний раз: согласны ли вы отдать мне приборы и вернуться к прежней жизни?
— Нет,— проревела толпа и устремилась к подъезду. Филантроп и изобретатель толкнули потайную дверь
и проскользнули в извилистый и темный подземный ход, который через несколько километров вывел их в чисто поле. Дорогой Ахилл Дюпон-Марианн решил быть филантропом до конца и подписать дарственную, в соответствии с которой замок и все усадебные постройки и угодья переходят в собственность слуг. Что касается Миоша, то он поклялся нигде больше не применять свою хитроумную, но гибельную механику. Поскольку оба они нигде не работали, а у Ахилла Дюпон-Марианна было много денег в банках, они отправились в кругосветное путешествие.