− Веселенькое дельце, черт побери, − сказал Харлоу.
− Тут, по-моему, одно только можно сделать, − мрачно изрек Филпот, − устроить демонстрацию безработных.
− Это идея, − подхватил Харлоу, и все трое принялись ходить по комнате, распевая:
Без работы сидеть невтерпеж!
Без работы сидеть невтерпеж!
Мы работать привыкли, сил не щадя.
Без работы сидеть невтерпеж![10]
Когда они маршировали, зрители потешались над ними и выкрикивали оскорбления. Красс заявил, что каждому, мол, видно, какие все они лентяи и пьянчуги, за всю свою жизнь ни одного дня не поработали толком, да никогда и не стремились к этому.
− Знаете, мы так ничего не добьемся. Давайте обратимся к их христианским чувствам, − сказал Филпот.
− Верно, − согласился Харлоу. − Ну, что нам выдать?
− Есть! − крикнул Филпот после минутного раздумья. − «Пускай не гаснет лампадка». Эта штука непременно заставит их раскошелиться.
И трое безработных вновь возобновили свое хождение по комнате. Они заунывно пели, подражая заунывной манере уличных певцов:
Эй, поправь-ка ты лампадку!
Может, там в ночи моряк Бьется с бурей в тяжкой схватке,
Пробирается сквозь мрак.
Пусть огонь не угасает,
Яркий свет над морем шлет,
Всяк поверженный в пучину Не погибнет, доплывет.
− Добрые друзья мои, − сказал Филпот, протягивая кепку и обращаясь к собравшимся, − мы честные английские рабочие, но вот уже двадцать лет сидим без работы из-за иностранцев и перепроизводства. Мы пришли сюда не потому, что отлыниваем от работы, а потому, что не можем ее найти. Если бы не иностранная конкуренция, добрые английские капиталисты давно уж продали бы свои товары и предоставили бы нам Обилие Работы. Тогда, уверяю вас, мы бы очень старались и до конца жизни не жалели бы сил, увеличивая доходы наших хозяев. Мы очень хотим работать, единственное, что нам нужно, − это Обилие Работы. Но так как мы не можем ее получить, то вынуждены прийти сюда и просить вас дать нам несколько монеток на корку хлеба и ночлег.
Когда Филпот протянул кепку за подаянием, некоторые порывались в нее плюнуть, но более милосердные опустили туда кусочки шлака или глины, поднятые с пола, а Добросердечный капиталист был так тронут их бедностью, что дал им один соверен из тех, что лежали у него в кармане, но так как им от этой монеты не было никакой практической пользы, они тут же вернули ее ему в обмен на крошечный кубик, необходимый им для жизни. Этот кубик они разделили и с жадностью уничтожили. А когда они поели, они собрались вокруг филантропа и запели: «Ведь он хороший парень», а потом Харлоу сказал, что они просят его выставить свою кандидатуру на выборах в Парламент.
Глава 22
ФРЕНОЛОГ
На следующее утро, в субботу, никто не шутил, никто не пел. Все работали в полной тишине, и только изредка обменивались несколькими словами. Страх грядущей расправы навис над домом. Даже те, кто знал, что их пощадят и продержат до окончания работ, были угнетены. И не столько из сочувствия к обреченным, сколько от сознания, что такая же судьба вскоре ожидает их самих.
Все с нетерпением ожидали прихода Нимрода, но шел час за часом, а он все не появлялся. В половине одиннадцатого кое у кого из тех, которые не считали себя «в безопасности», возникла надежда, что экзекуцию отсрочили на несколько дней: в конце концов, оставалось еще много работы. Даже, если бы сохранить всех рабочих, дел хватит не меньше чем на неделю. Так или иначе, ждать им недолго. Если Скряга не появится до двенадцати, значит, все в порядке: все рабочие получат почасовую оплату, а уволить без предупреждения за час их нельзя.
Истон и Харлоу работали вместе на лестнице, они заканчивали окраску дверей и прочего дерева. У них не было времени, чтобы обработать перед окраской поверхность − зачистить шкуркой, зашпаклевать. Да и краска из-за экономии не выглядела по-настоящему белой. Теперь, когда сверху была положена эмаль, стали заметны шероховатости и трещины.
− Не очень гладко, а? − саркастически заметил Харлоу, указывая на дверь, которую он только что закончил. Истон засмеялся.
− Чудно, как это люди принимают такую работу, − сказал он.
− Старик Светер на днях стал что-то ворчать на этот счет, − ответил Харлоу, − и я слышал, как Скряга заявил ему, что такие старые двери невозможно покрасить как следует.