− Знаешь, папа, этот мясник очень порядочный человек, − сказал он. − Он не взял за мясо ни пенса.
− Вы об этом и говорили?
− Нет, мы говорили о социализме. Понимаешь, он уже во второй раз не берет с меня денег. Когда он в первый раз не взял денег, я ничего у него не спросил. Но когда он не взял денег и сегодня, я спросил, не социалист ли он. Он ответил: нет, он еще не настолько сумасшедший. Я сказал: «Если вы думаете, что все социалисты сумасшедшие, вы очень ошибаетесь. Сам я, например, социалист и вполне уверен, что я не сумасшедший». Он сказал, он знает, что со мной все в порядке, но сам он ничего не смыслит в социализме, кроме того, что социалисты хотят разделить все деньги так, чтобы у всех было поровну. Я сказал ему, что это вовсе не социализм! А когда я объяснил ему все как следует и посоветовал стать социалистом, он ответил, что подумает. Я сказал, что, если он подумает, он обязательно перейдет на нашу сторону. Он засмеялся и пообещал мне дать ответ при следующей встрече, а я пообещал дать ему что-нибудь почитать. Ты ведь не возражаешь, папа?
− Конечно, нет. Когда мы придем домой, мы посмотрим, что у нас найдется, и ты что-нибудь для него отберешь.
− Знаю! − возбужденно вскрикнул Фрэнки. − Лучше всего две книги: «Счастливая Британия» и «Англия без англичан».
Мальчик знал, что это «две самые лучшие книги», потому что часто слышал это от своих родителей и их друзей-социалистов, которые к ним приходили.
* * *
Обычно в субботу вечером они отправлялись за покупками втроем, но на этот раз, из-за болезни Норы, Оуэн и Фрэнки пошли вдвоем. Болезнь жены еще больше усугубила пессимизм Оуэна по отношению к будущему, и тот факт, что он был не в состоянии обеспечить ей условия, в которых она нуждалась, разумеется, никак не мог рассеять его тяжелых мыслей о том, что на лучшие времена нет надежды.
В подавляющем большинстве случаев у рабочего нет никакой возможности продвигаться по работе. Как только он овладеет своей профессией и сделается квалифицированным рабочим, возможности дальнейшего роста на том и кончаются. Он находится как бы в тюрьме. Проработав лет десять или двадцать, он имеет столько же, сколько имел в самом начале, − прожиточный минимум, и ничего больше, − деньги, необходимые для приобретения топлива, питающего человеческий механизм, чтобы он мог работать. С годами ему придется довольствоваться меньшим, и он всегда будет зависеть от каприза или прихоти хозяев, которые считают его деталью машины, вещью, делающей деньги, которую они вправе выбросить, как только она перестанет приносить прибыль. Рабочий должен быть не только эффективной машиной. Он должен быть еще и смиренным подданным своих хозяев. Если в нем нет подобострастия и раболепия, если он не согласен покорно сносить унижения и всяческие оскорбления, его уволят, заменят в одну минуту кем-нибудь из толпы безработных, постоянно ожидающих, что им дадут его место. В таком положении находится большинство людей при существующей системе.
Держа Фрэнки за руку и проталкиваясь по людной улице, Оуэн подумал, что продолжать такую жизнь добровольно может только умственно неполноценный человек. Допустить, чтобы твой ребенок рос для таких же мучений, − это чудовищная, преступная жестокость.
В этом вопросе его взгляды расходились со взглядами большинства его товарищей-рабочих. Они были вполне довольны тем, что их дети ради чьей-то выгоды превратятся во вьючных животных. Глядя на щупленького мальчика, шагавшего рядом с ним вприпрыжку, Оуэн в тысячный раз подумал, что для ребенка было бы гораздо лучше, если бы он умер в детстве. Никогда из него не получится воитель, пригодный для жестокой борьбы за существование.
А потом он вспомнил о Норе. Она всегда бодрилась и никогда не хныкала, но он знал, что ее жизнь представляет собой непрерывное физическое страдание. Что же касается его самого, то он устал, и ему все осточертело. Он работал, как раб, всю свою жизнь и в результате ничего не имеет и никогда ничего не будет иметь. Он вспомнил о человеке, который убил свою жену и детей. Присяжные вынесли обычное определение − «временное помешательство». По-видимому, этим людям никогда не приходило в голову, что продолжать жизнь, полную безысходности и страданий, − это постоянное помешательство.