− Ничего подобного, − грубо прервал старик Линден, который слушал его с явной злостью. − Ты говори, да не завирайся − я не считаю себя рабом.
− Я тоже, − решительно заявил Красс. − Пусть рабами называют себя те, кому это нравится.
В этот миг в проходе, ведущем на кухню, послышались шаги. Старый Скряга! Или, может быть, сам босс! Красс быстро вынул часы.
− Господи Иисусе! − охнул он. − Четыре минуты второго!
Линден как безумный схватил стремянку и заметался с ней по комнате.
Сокинз быстро вскочил на ноги и, выхватив из кармана фартука кусок наждачной бумаги, стал энергично тереть ею дверь, ведущую в кладовку.
Истон швырнул на пол номер «Мракобеса» и быстро встал.
Мальчик сунул в карман штанов «Уголовную хронику».
Красс бросился к ведру и начал размешивать подсыхающую известку. Поднялось страшное зловоние.
Все были в ужасе.
Они напоминали шайку бандитов, застигнутых на месте преступления.
Дверь отворилась. Это был всего лишь Банди, вернувшийся от букмекера.
Глава 2
НИМРОД, ВЕЛИКИЙ ОХОТНИК[9] ПЕРЕД ГОСПОДОМ
Мистер Хантер, как его называли только при встречах, а за глаза − лишь его собратья по храму Света озаряющего, где он был попечителем воскресной школы, он же Скряга или Нимрод, как его называли промеж себя рабочие, которых он тиранил, был старшим десятником, или «управляющим», фирмой, визитную карточку которой мы предъявляем читателю.
«РАШТОН И К°.
Магсборо
Подряды на строительные, отделочные и ремонтные работы, а также работы, связанные с погребением усопших.
Составление смет на капитальный ремонт зданий. Первоклассная работа по умеренным ценам».
Были еще младшие десятники, или «надувалы», но Хантер был десятником с большой буквы.
Это был высокий, поджарый мужчина. Одежда болталась на его нескладной костлявой фигуре с покатыми плечами. Ноги с большими плоскими ступнями и несколько повернутыми внутрь коленями были худые и длинные, и мешковатые брюки свисали с них некрасивыми складками. Руки, слишком длинные даже для такого высокого человека, были сплошь покрыты буграми и какими-то узелками. Когда Хантер снимал котелок, − а делал он это довольно часто, чтобы вытереть красным носовым платком пот, выступающий от неумеренно быстрой езды на велосипеде, − было видно, что лоб у него плоский и узкий. Крупный мясистый нос загибался книзу, как птичий клюв. От ноздрей опускались две глубокие складки, которые исчезали в обвислых усах. Усы полностью закрывали рот, невероятные размеры которого можно было обнаружить, лишь когда он открывал его, чтобы погромче рявкнуть на рабочих. У него был тяжелый, выдвинутый вперед подбородок, выцветшие голубоватые глаза, очень маленькие и близко посаженные. Над ними кустиками торчали жидкие белесые брови, разделенные глубокой вертикальной морщиной. Квадратная голова Хантера была покрыта густыми, жесткими каштановыми волосами. К ней плотно прижимались маленькие уши. Если бы кому-нибудь пришла в голову мысль нарисовать его физиономию, тут же выяснилось бы, что своими очертаниями она напоминает крышку гроба.
Вышеописанный субъект работал на Раштона − никакого К0 отродясь никто не видывал − уже пятнадцать лет. Иными словами, с того самого момента, когда Раштон основал фирму. Раштон сразу сообразил, что ему нужно подыскать помощника, который взял бы на себя всю тяжелую и неприятную работу, так чтобы сам он смог уделять свое время более приятным и более прибыльным занятиям. Раштон предложил Хантеру постоянную должность десятника с окладом два фунта в неделю и два с половиной процента с дохода. Хантер работал в ту пору по найму и собирался открыть собственное дело. Но предложение Раштона показалось ему заманчивым, и, не долго размышляя, он согласился, оставив мысль о собственном деле, и отдался новой работе целиком. Когда нужно было составить смету, Хантер определял объем работ и тщательно высчитывал их стоимость. А затем, когда условия фирмы принимались заказчиком, именно он руководил всеми работами и старательно выискивал возможности для обмана. Он выписывал глину вместо строительного раствора, а строительный раствор − вместо цемента, цинковые листы там, где были записаны свинцовые, масляную краску вместо лака, делал трехслойную окраску, когда было уплачено за пять слоев. Жульничество было своего рода манией этого человека. Он уже не мог без сожаления смотреть, когда что-либо делалось как следует. Даже в тех случаях, когда хорошо выполненная работа могла принести экономию, он по привычке пытался сплутовать. И если ему удавалось кого-нибудь надуть, он чувствовал себя на вершине блаженства. Если за работой наблюдал архитектор, Скряга или подкупал, или обманывал его. Иногда это ему удавалось, иногда − нет, но он, во всяком случае, пытался. Он следил за рабочими, запугивал их, подгонял, и все время его хищное око выискивало, чем бы еще их нагрузить. Его длинный красный нос вынюхивал во всех конторах всех городских маклеров, какие дома недавно проданы или сдаются внаем, и, побеседовав с новыми владельцами, Хантеру часто удавалось получить заказы на ремонтные работы или какие-либо переделки. Он вступал в сговор с прислугой и сиделками. За небольшое вознаграждение эти женщины извещали его, когда какой-нибудь несчастный страдалец отправлялся в мир иной, и тут же рекомендовали убитым горем родственникам обратиться к фирме «Раштон и К°». Такими методами Скряга часто ухитрялся, предварительно наведя справки о финансовом положении семьи покойного, пролезть в дом усопшего, вынюхивая, не может ли что-либо и здесь послужить интересам «Раштона и К°», и отработать таким образом свои жалкие два с половиной процента.