− Возьми свой наряд и приходи в контору за расчетом в пять часов, − сказал наконец Нимрод. − С сегодняшнего дня мы больше не нуждаемся в твоих драгоценных услугах.
Ньюмен побледнел как полотно.
− А в чем дело? − спросил он. − Что я сделал?
− Ты не спрашивай, что ты сде-ла-ал, − раздельно произнес Скряга. − Ты лучше спроси, чего ты не сде-ла-ал. Вот в чем суть! Ты работаешь плохо, ясно? − И без дальнейших разговоров он повернулся и вышел.
Стемнело, а Ньюмен все стоял посреди комнаты, чувствуя, что сердце его будто наливается свинцом. Он мысленно представил себе свой дом, семью. Жена, наверно, начала уже готовить ужин, дети ставят чашки, блюдца и все прочее на кухонный стол, веселая шумливая суета, поминутно возникают потасовки, ребятишки спорят, шалят. Даже двухлетняя малышка требует, чтобы ей тоже разрешали помогать, хотя она всегда все ставит не на место. В последнее время они были просто счастливы, узнав, что у него есть работа, которая продлится почти до рождества, а то и дольше. А теперь на тебе − снова эта беспросветная нищета, из которой они только-только выкарабкались. Они все еще должны за несколько недель за квартиру, а долг булочнику и бакалейщику так велик, что нет никакой надежды получить кредит.
− Боже мой! − воскликнул Ньюмен, вдруг поняв, что никакого другого места он найти не сможет, и не сознавая, что говорит сейчас вслух. − Боже мой! Что я им скажу? Что с нами будет?
Хантер же, осуществив все задуманное, вскоре удалился, вероятно, поздравляя себя с тем, что он не зарыл своих талантов в землю, а употребил их с пользою.
Когда рабочие узнали, что он ушел, они начали собираться небольшими группами, но вскоре почти все очутились на кухне, обсуждая последние события. Сокинз и другие низкооплачиваемые продолжали работать. Некоторые из них получали только по четыре с половиной пенса, − Сокинз получал пять, − так что никого из них снижение ставок не коснулось. Двое других новичков − это были подмастерья − присоединились к собравшимся на кухне, им хотелось скрыть, что, когда их нанимали, они согласились получать плату по самой низкой ставке. Оуэн тоже был здесь, он узнал новость от Филпота.
Было сказано немало гневных слов. Вначале некоторые из рабочих говорили, что фирму надо послать к черту, но другие были более благоразумны. Они знали, что, если все они уйдут, найдутся десятки других, которые будут счастливы занять их место.
− Ну что ж, в конце концов... − сказал Слайм, который вынашивал план открыть собственное дело и только ждал, пока скопит побольше денег, − в конце концов, Хантер в чем-то прав. Сейчас очень трудно платить по высшей ставке. Сокращается объем работ.
− Да знаем мы все это! − крикнул Харлоу. − А кто, черт побери, виноват? Да все такие сволочи, как Хантер и Раштон! Если бы фирма не сократила объем работ в этом доме, за него взялась бы другая по более высокой цене. Раштон может урезать объем работ, но отменить он их не может, ведь верно? Они и без Раштона были бы точно так же выполнены. Единственная разница, что нам пришлось бы работать на какого-то другого хозяина.
− А я вообще не верю, что кто-то сокращает объем работ, − сказал Филпот. − Раштон и Светер − приятели, и оба они члены городского муниципалитета.
− Это может быть и так, − сказал Слайм, − только Светер узнавал расценки и у других фирм, и обвинять его нельзя: бизнес есть бизнес. Может, Раштону, правда, Светер назвал расценки других фирм.
− А расценки у них самые разные. Как их узнать! − сказал Банди. − Я и то знаю шесть фирм, которые этим заказом интересовались − Толкни и Палкер, Блефэм и Домдаун, Ловкер и Плутерн, Хватэм и Грабелл, бог знает сколько их еще...
Тут в комнату вошел Ньюмен, такой подавленный и бледный, что все невольно замолчали.
− А, что ты об этом думаешь? − спросил Харлоу.
− О чем? − сказал Ньюмен.
− Разве Хантер тебе ничего не сказал? − закричали несколько человек, и многие взглянули на него с подозрением. Они решили: может быть, Хантер потому не говорил с Ньюменом, что тот давно уже работает по низкой ставке. Такой слух пронесся несколько дней назад. − Скряга ничего тебе не сказал? Со следующей недели нам не будут платить больше шести с половиной.
− Этого он мне не говорил. Он велел мне убираться, вот и все. Говорит, я слишком медленно работаю.
− Господи Иисусе! − с притворным изумлением воскликнул Красс.
Рассказ Ньюмена о том, что произошло между ним и Хантером, был выслушан в угрюмом молчании. Те, кто еще минуту назад громко кричали, что бросят работу, теперь ясно поняли, что с ними могут поступить точно так же, как с Ньюменом. Красс громче всех выражал свое изумление и негодование, но он несколько перестарался и укрепил у всех тайное подозрение, что он в какой-то степени причастен к увольнению Ньюмена.