И вот теперь, в грозном 1812 году на берегах Невы вновь воскресла идея Петра о создании современной русской Библии. Только осуществление этой идеи разные люди видели по-разному.
Все началось с того, что царь Александр не умел читать Евангелие иначе как по-французски. На языке тогдашнего главного нашего неприятеля! А тут обер-прокурор Голицын познакомился с британским миссионером Джоном Паттерсоном, прибывшим в Петербург в августе 1812 года, и проникся его идеей создания в России Библейского общества на манер английского, которое он представлял и по поручению которого прибыл к нам делать перевод Библии на финский язык.
В Англии Библейское общество возникло в 1804 году. Ставило оно вполне благородные цели распространения Священного Писания среди народов, не имеющих его в переводе на родной язык. Вот только одно «но» — главным манифестом общества было то, что Библия не нуждается ни в каких толкованиях, что она сама говорит за себя и что любой человек, читая ее, как бы ни понимал, то, что там написано, понимает все равно правильно. Ибо слово Божье неправильно понять невозможно. Известно, куда вымощена дорога благими намерениями. Известно также и то, что под видом лекарства иной раз подают яд. Приезжающие в Россию британцы не просто хотели распространять слово Божье, они были эмиссарами протестантизма и выполняли задачи по его распространению в нашем Отечестве. На одном из собраний Британского библейского общества методист Ватсон в своем докладе говорил: «Только обращение во всем народе Библии может восстановить греческую церковь и исторгнуть ее из состояния упадка, в котором она ныне находится. Распространение Священного Писания дало нам, англичанам, достославное преобразование. В Европе это преобразование стоило великих раздоров и бедствий. В России, напротив, можно ожидать, что столь великое и нужное изменение совершится без малейшего потрясения. Предполагаемая в сей империи Реформация уподобится восходящему солнцу…»
Пасторы Пинкертон и Паттерсон начали свою деятельность на Кавказе и лишь затем переместились на северные берега. Встретившись с Голицыным, они увлекли его своими идеями и состряпали устав для Российского библейского общества. Голицын в свою очередь увлек государя, и 6 декабря 1812 года Александр утвердил проект учреждения пока еще не Российского, а Петербургского библейского общества. Выделена была и денежная сумма. Князь Голицын, член Государственного совета, обер-прокурор Святейшего синода, стал отныне еще и президентом Библейского общества.
Филарет конечно же прекрасно оценивал и все положительные стороны начатого предприятия, и все опасности, таящиеся в этой затее.
Хорошо, что можно будет, имея монаршую поддержку, начать перевод Библии на современный язык и тем самым продолжить дело святителя Алексея и архиепископа Геннадия Новгородского. Мало того, он не мог не понимать, что сейчас рождается новый русский литературный язык и будет превосходно, если текст Священного Писания, понятный современникам, ляжет в основу этого языка, как в основу английского легли произведения Шекспира, в основу итальянского — «Божественная комедия» Данте, а в основу немецкого — «Сентябрьская Библия» Лютера.
Плохо, что созданием Библейского общества занялся Голицын, который хотя и стал считать себя верующим, а, как ни крути, оставался все тем же вертопрахом. Всевозможные новые идеи кружили ему голову, как шампанское. Дух захватывала мысль объединить все христианские конфессии, чтобы народы, «распри позабыв, в единую семью объединились». А это могло привести к победе протестантизма, к утрате главного, что есть в религии, — веры. К превращению христианства в философское учение, к превращению таинств Церкви в соблюдение традиций.
Поэтому Филарет понимал и то, что нельзя отдать всё на откуп Голицыну и заезжим протестантским «миссионерам», что если уж таковое общество создано, следует как можно больше участвовать в его работе, дабы воспрепятствовать всему дурному, что может родиться в недрах нового общественного движения.
Итак, возглавил Библейское общество Голицын. Состав комитета общества оказался весьма разношерстным. Кто в него вошел?
Первым вице-президентом стал граф Виктор Павлович Кочубей, видный дипломат и масон, с 1801 года — член Государственного совета, а с образованием министерств в 1802 году — первый министр внутренних дел России. Еще ранее он вошел в неофициальный совещательный орган при императоре — Негласный комитет, в котором обсуждались либеральные реформы.
Второй вице-президент — Родион Александрович Кошелев, тоже дипломат и тоже масон, председатель комиссии Государственного совета, обер-гофмейстер, действительный тайный советник, камергер. Кошелев доблестно сражался против войск Пугачева, был ранен. До весны 1812 года выполнял дипломатические поручения в качестве доверенного лица российского императора в контактах с неофициальными представителями противостоящих Наполеону Центральной верховной хунты и Регентского совета Испании. 18 апреля 1809 года назначен также обер-гофмейстером — заведующим штатом и финансами императорского двора. Православным он не был, скорее мистиком масонского толка, переписывался с известными мистиками Сен-Мартеном, Эккартсгаузеном, Лафатером, Юнг-Штиллингом.
В 1811 году после яркого выступления обер-прокурора Голицына в Государственном совете в защиту православия Кошелев подошел к нему после заседания и сказал:
— Почтенный князь, вы так превосходно защищали права христианства, такое раскрыли чистое ревнование вашего сердца, что мне было бы очень приятно покороче с вами познакомиться; мало этого, мне бы даже хотелось заслужить ваши приязнь и дружбу.
Вероятно, именно Кошелев способствовал вовлечению императора Александра и князя Голицына в мистицизм. П. Знаменский пишет: «Ближайшим советником князя Голицына по духовным делам сделался старый масон Кошелев, покровитель всех мистиков, магнетизеров и других темных личностей, постоянно толпившихся в его доме»[6].
Третьим вице-президентом стал еще один член Государственного совета, сенатор Захар Яковлевич Карнеев. Как и все масоны, он славился своим либерализмом. В бытность минским губернатором с пеной у рта отстаивал права униатов.
Кроме вице-президентов в комитет входили следующие персонажи:
сын последнего гетмана Украины, граф Алексей Кириллович Разумовский, сенатор, попечитель Московского университета. В 1810 году Разумовский был назначен министром народного просвещения. В первые два года его управления были открыты семьдесят две приходские школы, двадцать четыре уездных училища, несколько гимназий и других учебных заведений, улучшено преподавание, усилен надзор за воспитателями-иностранцами, открыто несколько ученых обществ, учреждена при Московском университете первая кафедра славянской словесности. При личном содействии Разумовского выработан устав Царскосельского лицея и состоялось его открытие. После 1812 года он значительно охладел к службе и последние два года вовсе не занимался делами. Будучи до назначения в министры членом масонской ложи, Разумовский с 1810 года подпал под влияние иезуитов и главным образом известного графа Жозефа де Местра. Последний «буквально распоряжался им, диктовал, чему должно учить русских и чему не учить»; по его указанию были выкинуты из первоначальной программы лицея греческий язык, археология, естественная история, астрономия, химия и история философских систем, как «не озаряющая ума полезными истинами, а помрачающая заблуждениями и недоумениями». По словам Вигеля, все сыновья гетмана Кирилла Разумовского «были начинены французской литературой, облечены в иностранные формы, почитали себя русскими Монморанси, были любезные при дворе и несносные вне его аристократы». К этому князь А. Васильчиков прибавляет, что старший из них, Алексей, был «гордыни непомерной… и суров в кругу своего семейства».