В конце 1817 года десятитысячным тиражом вышло издание четырех Евангелий с параллельными текстами в переводе священника Герасима Павского, архимандрита Моисея (Богданова-Платонова-Антипова), архимандрита Поликарпа (Гойтанникова) и епископа Филарета (Дроздова).
Вот я держу в своих руках наше домашнее «Святое Евангелие»: Санкт-Петербург, синодальная типография, 1911 год, издание семьдесят пятое. А тогда вышло первое. Библейское общество радостно докладывало: «Евангелие на российском языке, ожидаемое с нетерпением, принято с чрезвычайным удовольствием и умножило еще более желание читать слово Божие… Нельзя не упомянуть здесь о той радости, с какою приемлются единоплеменниками нашими сии книги словес Господних на природном, вразумительном для всякого языке, ни изъяснить той пользы, какой от того ожидать можно; таковая польза наиболее предвидится для юношества, которое снабжается сими книгами. Поистине можно сказать, что дело перевода есть величайшее благодеяние для российского народа, издревле наклонного к благочестию и всегда жаждущего просвещения духовного, Божественного…»
Но нашлись и весьма рьяные противники нового перевода и прежде всего члены патриотического общества «Беседа любителей русского слова» во главе с вождем консервативной мысли в России — вице-адмиралом Александром Семеновичем Шишковым. Сей «муж отечестволюбивый», бесспорно, является одним из столпов русской культуры XIX века. В молодости бравый моряк, с ранних лет одновременно начавший увлекаться филологией и переводить на русский язык иностранные книги, он был стойким противником засорения русского языка иностранщиной и успешно боролся за сохранение самобытности нашей речи. При императоре Павле он стал не только флотоводцем, но и официальным историком флота. При Александре Шишкова отодвинули молодые реформаторы. Тогда же возникла вражда между ним и Голицыным, которого благопристойный Александр Семенович люто ненавидел как выскочку и фанфарона. В 1803 году Шишков опубликовал свой важнейший труд «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка». В 1805 году вышел в свет его перевод «Слова о полку Игореве». В 1811-м он создал общество «Беседа любителей русского слова».
Все мы помним, как озорники, дурачась над стремлением Шишкова находить русскую замену иностранным словам, придумали такую дразнилку: «Хорошилище идет по гульбищу из позорища на ристалище», что в переводе на иностранные заимствованные слова означало: «Франт идет по бульвару из театра в цирк». Помним и злые эпиграммы Пушкина на Шишкова. Но если внимательно прочитать шишковское «Рассуждение о старом и новом слоге», содержащее обширный словарь русских слов, которые Александр Семенович предлагал воскресить, заменяя ими заморские, нетрудно увидеть, как много этих слов Пушкин использовал в своих произведениях, тем самым проведя в жизнь мечты Шишкова! Так что и Александр Семенович приложил руку к созданию русского литературного языка. И даже очень.
В годы патриотического подъема, связанного с войной против Наполеона, Шишков пришелся ко двору и в 1812–1814 годах, когда удалили Сперанского, он занимал пост государственного секретаря, второй по значению в Российской империи после государя. В 1814 году его сменил Алексей Николаевич Оленин, но, оставаясь в Государственном совете, Александр Семенович продолжал являться одним из влиятельнейших государственных мужей империи.
Когда в 1817 году родилось Министерство духовных дел и народного просвещения, которое возглавил ненавистный Голицын, Шишков конечно же сразу стал яростным врагом этого учреждения. Не переставал он бороться и с Библейским обществом, открыто называя его членов пособниками мирового протестантизма. Голицына он обвинял в упадке нравственности, в разгуле свободомыслия и антиправославного мистицизма. Шишков говорил: «Кажется, как будто все училища превратились в школы разврата, и кто оттуда ни выйдет, тотчас покажет, что он совращен с истинного пути и голова у него набита пустотой, а сердце самолюбием, первым врагом благоразумия». А о переводах Библии на новый язык Александр Семенович отзывался так:
— Это переводы с языка Церкви на язык театра.
Впрочем, главные битвы Шишкова с Библейским обществом еще предстояли, и пока Александр Семенович лишь ворчал, а новое Евангелие расходилось стремительно. В 1818 году вышло второе издание, а в 1819-м — третье, причем уже с приложением «Деяний святых апостолов».
В начале 1818 года в Казанском соборе Санкт-Петербурга епископ Ревельский произнес проповедь перед приведением к присяге дворянства и граждан для избрания судей. Она примечательна тем, что в ней он говорит о том доверии, которым Господь наделил современного человека. В древности Бог сам судил «растленный первый мир и определил ему казнь потопа; судил гордых вавилонян и наказал смешением языков; развращенных содомлян и, яко прозорливый врач душ и телес, целые грады их, как неисцельные и заразительные струпы на лице земли, выжег огнем и жупелом». Но чем более отходил человек от звероподобия, тем больше Господь вверял суды человеку. И так будет впредь, но лишь при одном условии, что судьи будут помнить о Боге и о Его суде, который страшен, если судьи преступны.
— Видите ли, наконец, что вы творите, избирающие судей и устрояющие суд? — обращался Филарет к собравшимся. — Вы уготовляете орудия самому Богу; для Него устрояете вы святилище. И понеже устроение суда, так же, как и самый суд, Его есть, то и вы сами становитесь орудиями Его; ваше сословие сонм Господень есть…
Недурно бы и сегодняшним судьям время от времени перечитывать сие пламенное и поучительное слово Филарета!
21 мая 1818 года не стало второго из высочайших покровителей Филарета, первым из которых был Платон. Теперь ушел из жизни владыка Амвросий. По состоянию здоровья его перевели на Новгородскую кафедру, там он и покинул бренный мир сей. На место Амвросия пришел другой замечательный пастырь — митрополит Михаил (Десницкий). Весьма образованный, легко говоривший на разных языках, имеющий дар проповеди. Император Павел сделал его пресвитером при дворе. Тяжелое горе ворвалось в жизнь отца Михаила — он разом потерял жену и детей. После этого постригся в монахи. Постриг проходил в Гатчине в присутствии всей императорской фамилии. Долгое время был архиепископом Черниговским. В 1813 году его вызвали в Петербург к присутствованию в Святейшем синоде. 30 августа 1814 года он получил звание члена Синода и члена Комиссии духовных училищ, а затем получил также звание члена Человеколюбивого общества и Российской академии. Вскоре архиепископ Михаил стал и членом Библейского общества, в котором сразу вступил во вражду с Голицыным, считая его вредным распространителем протестантской заразы и мистической чепухи.
1818 год ознаменовался выходом в свет первых восьми томов карамзинской «Истории государства Российского», установлением памятника Минину и Пожарскому на Красной площади Москвы, открытием Варшавского сейма, рождением у государя племянника Александра, будущего императора Александра II, смертью атамана Платова и фельдмаршала Барклая де Толли, а также созданием тайного общества «Союз благоденствия». Будущие декабристы были сторонниками новомодной ланкастерской системы образования, при которой ученики старших классов берут на себя частично обязанности учителей. В этом их устремления совпадали с устремлениями многих членов Библейского общества, таких же сторонников лан-кастерства.
Так причудливым образом в Библейском обществе одновременно уживались Филарет и его переводчики с либералами-западниками, многие из которых являлись масонами, что никак не совмещается с православием! Разумеется, никакого духовного единения с вольнодумцами у Филарета и быть не могло. Он просто всегда, как теперь принято говорить, держал «руку на пульсе», старался читать все, чем увлекался тогдашний петербургский свет, включая мистиков — Франсуа Фенелона, Карла фон Эккартсгаузена, Юнга-Штиллинга, Мейстера Экхарта, и все это охотно обсуждал с мистиками и масонами типа Лабзина или Лопухина. Из Америки в Петербург нахлынули квакеры, сторонники мистического учения, согласно которому человек должен стремиться к тому, чтобы его душа и плоть содрогались, ощущая силу Господню. От слова «quake» — «содрогаться», собственно, и происходит название самой секты. Филарет и с квакерами охотно общался, чтобы знать, чем дышат они, которых столь любезно привечают и выслушивают в столичных гостиных.