Логично было бы искать хоть каких-то ответов на эти вопросы в очередном слове на день венчания Александра на царство, которое Филарет произносил в Успенском соборе Кремля 15 сентября 1823 года, через две недели после приезда государя в Москву. Хоть как-то, но разговоры с Александром должны были отразиться в этой речи. И они отразились! Московский владыка говорил о том, что каждый должен молиться сам за себя, но и все должны молиться за других. По сути дела, он призывал царя молиться о своих грехах и паству молиться о царе, да простится ему. Он знал, что государь захочет ознакомиться с текстом этой проповеди, и говорил ему:
— Как может найти путь тот, кто не видит истины? Или как может идти путем тот, в ком нет жизни? А истиною и жизнию не прежде может для нас соделаться Иисус Христос, разве когда соделается путем: ибо в сем точно порядке обещал Он нам открыться, когда сказал: Аз есть путь и истина и живот (Иоанн. XIV, 6). Как же резрешить сей многосплетенный узел, которого все концы скрываются внутри его? Как отверзть сию заключенную сокровищницу, которая с первого взгляда не представляет ни ключа, ни отверзтия, где бы оный влагался? Главная нить, которою разрешается весь узел духовных Таин, и ключ, которым открываются все сокровища благодати, есть молитва. Молись с Давидом: скажи мне, Господи, путь, в оньже пойду, яко к Тебе взях душу мою (Псал. CXLII, 8): — и откроется тебе истинный путь Господень.
Это ли не благословение на новый путь Александру? Путь молитвы и ухода от мира ко Господу.
О том же Филарет говорил и в своей очередной проповеди в Троице надень преподобного Сергия Радонежского: не ищите царствия земного, «ищите царствия Божия и правды Его».
— Не бойтесь, христиане, отлагать попечение о земном для попечения о небесном, ничто не будет потеряно; вся ваша, если вы Христовы (1 Кор. III, 22). Ищите только прежде всего царствия Божия, и сия вся приложатся вам. Аминь.
Вскоре в Петербурге против Филаретова катехизиса подняли восстание противники Библейского общества во главе с митрополитом Серафимом, личным докладчиком царя Аракчеевым, архимандритом Юрьевского монастыря Фотием (Спасским) и адмиралом Шишковым.
Фотий, приобретавший в глазах государя все больший и больший вес, в своем отзыве на катехизис не щадил Филарета, бил наотмашь, грубо, со всей силы: «…во граде святого Петра есть многа вода: 1) Едина река Нева, и как в ней добра и чиста вода! У ней три рукава главные, не беда, если есть и прибавка истоков ее. 2) Есть и канавы, три или четыре, или более, не ведаю. Но что в них за вода? Вода, но канавная. Какова? Всяк знает про то. 3) Что река Нева, то Катехизис Петра Могилы, яко в трех рукавах, в трех частях своих о вере, надежде и любви. А что канавная вода, то новоизданный Катехизис, но пьют люди и канавную воду…»
Шишков подал императору записку «О злых действиях тайных обществ, выдумавших Библейское общество в Европе и неусыпно чрез оное все к своей цели направляющих». В ней Александр Семенович ничтоже сумняшеся поставил знак равенства между библейскими обществами и масонскими ложами системы иллюминатов. А надо помнить, что еще в августе 1822 года Александр повелел закрыть все тайные общества и масонские ложи и требовал от своих подданных подписок, что они не состоят и впредь не намерены состоять в подобных организациях. По логике вещей, Шишков требовал закрытия и Библейского общества, которое он обвинял в распространении ересей и раскола. В этом он был прав, поскольку миссионеры Библейского общества, особенно иностранцы, и впрямь содействовали умножению религиозной смуты в умах. Александр Семенович обрушился и на переводы, сделанные Филаретом и под его руководством: «Перекладка Священного Писания с высокого и важного языка на простонародное наречие есть сильнейшее орудие революционных замыслов».
Митрополит Серафим поддерживал Шишкова, говоря государю, что Библейское общество пора закрыть как масонское, а «раздача Библии есть самое верное средство к введению реформации».
В канун нового, 1824 года над Филаретом сгущались тучи, и в Петербурге поговаривали уже, что скоро не возглавлять ему московскую кафедру. А он в день Рождества Христова вновь читал дивную проповедь в Чудовом монастыре. И вновь в ней при желании можно найти намеки на то, что Филарет советовал царю Александру уйти из царских чертогов — он обращает внимание слушателей, а значит, и одного отдельного известного слушателя на то, что Иисус родился не среди роскошных палат, а в яслях, в самом захудалом вифлеемском хлеву.
— Христос действительный, совершенный Помазанник Божий: но Его знамение — не венец и порфира, или — не увясло[8]и риза святая в честь и славу, но пелены! Господь: но вместо престола в яслех! Спаситель человеков: но человеки не дают Ему между собою последнего угла, чтобы спасти младенческую жизнь Его, и отсылают Его к бессловесным!
Не случайно он переходит к разговору о грехе, ведь летом сам царь жаловался ему, как терзают его душу грехи молодости.
— Грех лишает душу — мира, ум — света, тело — нетления, землю — благословения, всякую тварь — всякой доброты. Он начинает тем, что вселяет ад в человека, и оканчивает тем, что человека во ад вселяет. Итак, велия воистину радость, что наконец является Тот, Который спасет люди Своя от грех их. И что же Он делает для спасения грешников? Рождается! Из бессмертной Божественной жизни рождается в жизнь человеческую, смертную. Отлагает славу, оставляет блаженство, сокрывает святыню и приемлет на Себя все бедствия греха, кроме только самого греха.
Предположим, что Александру и впрямь суждено стать старцем Федором Кузьмичом. Разве это не следование проповеди Филарета? Для спасения от грехов царь «отлагает славу, оставляет блаженство, сокрывает святыню» и уходит в мир, чтобы претерпеть страдания, поругание, муки телесные, но избавляется от мук душевных, искупает грех свой и грех века своего, всех подданных своих.
Конечно, это проповедь не для царя одного, но для всей паствы, с благоговением внимающей гласу Московского Златоуста. Но — и для Александра тоже. Ведь он захочет узнать, о чем говорил на Москве Филарет.
В Москве у Филарета появился хороший друг — князь Сергей Михайлович Голицын. Вместе они работали в благотворительных комитетах, архиепископ полюбил бывать в доме Сергея Михайловича на Волхонке, частенько заезжал к нему попить чаю, поговорить о том о сем. Семейная жизнь у князя не удалась, и теперь он жил вместе со своей сестрой Анастасией Михайловной, скромной и обаятельной женщиной, с которой тоже так нравилось общаться владыке. Князь Голицын помог деньгами, необходимыми для открытия при Чудовом монастыре Попечительства о бедных духовного звания. И впредь всегда охотно открывал свой кошелек для помощи подобным начинаниям Филарета.
Наступил 1824 год. По всей России полетело, трепеща перышками своих крылатых выражений, грибоедовское «Горе от ума». В Одессе прославленный автор «Руслана и Людмилы» безуспешно пытался наставить рога своему начальнику — одному из великих людей России и ровеснику Филарета графу Михаилу Семеновичу Воронцову. Карамзин готовил в свет одиннадцатый том своей «Истории», в котором будет о Борисе Годунове, о шатании русского трона, о начале Смутного времени — грозное пророчество о Смуте грядущего года!..
Много стало появляться такого, что русские люди толковали как предвестие грядущих новых бед. В феврале Москва пережила страшную снежную бурю, повалившую множество деревьев и не очень крепких домов. Филарет по этому поводу написал архимандриту Троице-Сергиевой лавры Афанасию: «Между тем и общее время что-то вдруг хмурит брови; кажется, слышится: «Горе живущим на земли!», а живущие на земли отягчают сердца свои объядением и пьянством…»