Выбрать главу

12 февраля Филарет в Чудовом монастыре вновь обратился со словом к памяти митрополита Алексея. 9 марта здесь же произнес проповедь в крестопоклонную неделю. Говорил о том, как многие христиане стараются в жизни ничем не проявлять, что они христиане.

— Они боятся, чтобы их не узнали как христиан и за то не поругались им сына века сего; чтобы им не сказали: беседа твоя яве тя творит. И так они таятся и молчат; и не примечают, что стыдятся Сына человеческого, и что их молчание иногда внятно говорит миру о Иисусе: не знаю человека!

Призывал паству нести крест свой:

— Не постыдись, когда крестом Христовым хочет стыдить тебя род прелюбодейный и грешный, да не будешь пристыжен пред ангелами святыми, пред Сыном человеческим во славе Его и пред Отцем Его небесным…

В марте архиепископ Филарет выступил на генеральном собрании членов московского отделения Библейского общества с отчетным докладом. В митрополичьих покоях Чудова монастыря он говорил о самом важном деле своей жизни — о переводе Библии:

— Слышу голоса: какую нравственную прибыль принесло Библейское общество? Един Сердцеведец может верно исчислить и оценить плод духовный, какой в сердцах рождается. Нам же следует думать не об оценке трудов, а прилежно возделывать порученный виноградник Господень. Если бы в стране, страждущей скудостью хлеба, составилось общество пропитания, собрало пособия, открыло по местам продажу хлеба по умеренной цене, а для неимущих безденежную раздачу — чего более можно требовать?.. Учитель наш святой Иоанн Златоустый прямо говорил о потребности чтения Священного Писания и поучения в нем и для мирских людей, а не для одних монахов. Почто не приемлете Слово?..

Об этом собрании было напечатано в «Московских ведомостях», и это, разумеется, вызвало новый всплеск негодования у противников Филарета в Петербурге — у адмирала Шишкова и архимандрита Фотия, к которым тогда уже присоединилось и доверенное лицо государя — граф Алексей Андреевич Аракчеев. Вновь они в один голос заговорили о необходимости запрета перевода Библии, потрясая «Московскими ведомостями», в которых по распоряжению Филарета сообщалось о том, что Новый Завет в новом переводе расходится стремительно и его покупают даже старообрядцы.

В Успенском соборе Кремля 6 апреля Филарет читал свое пасхальное слово, говорил о том, что Воскресение Христово — это праздник, который всегда в твоем сердце:

— Блажен, чье сердце обрело неотъемлемую радость Воскресшего Спасителя своего и не теряет ее!.. Пройдет праздник; настанут будни, которые будут нас рано будить на дела мирские и плотские, для потребностей и выгод нашей смертной жизни… Блажен, скажу паки, кому даровано внити в сию радость Господа своего (Мф. XXV, 21); кто и тогда, как угасают праздничные светильники, не остается во мраке духом своим; и тогда, как умолкает торжественное пение, не престает воспевать и петь в сердце своем Господеви (Ефес. V, 19).

Он говорил о маловерных и усомнившихся, стремящихся подвергнуть испытанию все, что говорится в Евангелии, — их ждет то же, что апостола Фому, который «обратил кратковременное неверие в вечное доказательство истины, и оскверненные словом неверия уста апостольские очистились сильным исповеданием веры: Господь мой и Бог мой! (Ин, XX, 28)».

Для очень многих христиан, что тогда, в XIX веке, что сейчас, в веке XXI, остаются непонятными евангельские слова «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. V, 3). Все остальное перечисление блаженств не вызывает никаких вопросов: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня» (Мф. V, 4—11). Здесь все понятно. Но почему блаженны нищие духом? Разве дух не должен быть богатым? И почему блаженство нищих духом стоит первым в череде блаженств? Вероятно, владыку Филарета часто спрашивали об этом, и вот 9 мая, на Николу летнего, при посещении Николо-Перервинского монастыря он посвятил целую беседу вопросу о нищете духовной, объясняя ее как неимение гордыни, главного греха человека, от которого все прочие грехи нередко рождаются.

— Кто думает, что он богат, тот не чувствует нужды; кто не чувствует нужды, тот не просит, тот не приемлет… Что, если против нескольких динариев, которые ты считаешь в духовном твоем сокровище, Бог и ближние могут считать на тебе многие тысячи динариев долгов, то есть грехов и неправд? Не должно ли в сем случае признаться, что ты из нищих нищий?

15 мая в Архангельском соборе Кремля, в день Вознесения Господня, Филарет читал проповедь о том, какую пустоту в мире должны были испытать апостолы в те мгновения, когда Иисус вознесся на небеса. Но эта зияющая пропасть — в сердце всякого, кто не верит в Спасителя. Без Христа — всё суета, всё пустота. Однако благословение Господне — на верящих в Него. Он и возносился, благословляя.

— Какой бесконечный ток благословения Христова открывается пред нами, христиане! Он начинает благословение и, не окончив оного, возносится. Бысть, егда благословляше их, — возношашеся (Лк. XXIV, 51). Таким образом, и вознесшись, Он еще продолжает невидимо преподавать благословение.

В тот день, когда Московский Златоуст боговдохновенно говорил о чуде Вознесения Господня, в Северной столице случилось то, чего ревнители благочестия ждали с нетерпением многие годы. Падение князя Голицына. Наконец-то государь Александр внял гласу христианского разума и сместил этого во многом незаурядного, но вместе с тем пустого человека. Вмиг Александр Николаевич лишился поста министра духовных дел и просвещения. Отныне ему было поручено исполнять обязанности начальника Почтового департамента, и в этой должности он проведет еще около двадцати лет, почти до самой своей кончины. «Благовествую вам радость велию! Господь Бог услышал наконец вопль святыя Церкви своея и освободил ее от духовного министерства, сего ига египетского, под коим она несколько лет стенала», — сообщал в письме из Петербурга митрополиту Филарету митрополит Серафим.

Семидесятилетний президент Российской академии наук адмирал Шишков стал министром народного просвещения.

В 1815 году Пушкин писал свою известную эпиграмму «Угрюмых тройка есть певцов — Шихматов, Шаховской, Шишков». Сейчас во «Втором послании к цензору» Александр Сергеевич иначе написал об Александре Семеновиче и его новом назначении:

Обдумав наконец намеренья благие, Министра честного наш добрый царь избрал, Шишков наук уже правленье восприял. Сей старец дорог нам: друг чести, друг народа,  Он славен славою двенадцатого года; Один в толпе вельмож он русских муз любил, Их, незамеченных, созвал, соединил…

Одновременно Шишкова назначили главноуправляющим делами иностранных вероисповеданий. Наконец-то в России началась борьба с иностранным засильем, с раболепным почитанием всего европейского и презрением всего русского. Во главе этой борьбы встал тот, кто еще тринадцать лет назад в своем «Рассуждении о любви к Отечеству» писал: «Воспитание должно быть отечественное, а не чужеземное. Ученый чужестранец может преподать нам, когда нужно, некоторые знания свои в науках, но не может вложить в душу нашу огня народной гордости, огня любви к отечеству, точно так же, как я не могу вложить в него чувствований моих к моей матери… Народное воспитание есть весьма важное дело, требующее великой прозорливости и предусмотрения. Оно не действует в настоящее время, но приготовляет счастие или несчастие предбудущих времен и призывает на главу нашу или благословение, или клятву потомков». А еще раньше, в своем знаменитом «Рассуждении о старом и новом слоге российского языка»: «Какое знание можем мы иметь в природном языке своем, когда дети знатнейших бояр и дворян наших от самых юных ногтей своих находятся на руках у французов, прилепляются к их нравам, научаются презирать свои обычаи, нечувствительно получают весь образ мыслей их и понятий, говорят языком их свободнее, нежели своим, и даже до того заражаются к ним пристрастием, что не токмо в языке своем никогда не упражняются, не токмо не стыдятся не знать оного, но еще многие из них с им постыднейшим из всех невежеством, как бы некоторым украшающим их достоинством хвастают и величаются. Будучи таким образом воспитываемы, едва силой необходимой наслышки научаются они объясняться тем всенародным языком, который в общих разговорах употребителен; но каким образом могут они почерпнуть искусство и сведение в книжном или ученом языке, столь далеко отстоящем от сего простого мыслей своих сообщения? Для познания богатства, обилия, силы и красоты языка своего нужно читать изданные на оном книги, а наипаче превосходными писателями сочиненные».