Царь тут вообще-то по-настоящему помазанник Божий. И скипетр у него какой-то чуть ли не волшебный. И об этом все говорят. На каждом углу. И даже на манеже. Хотя, за упоминание государя вслух, может быть запросто «сикирбашка». Ежели приставы услышат или донесут. А потому десять заповедей соблюдаются жёстко и безусловно и всенародно. Все посты, молебна и крёстные ходы. Очень серьёзно всё.
Так я сидел и думал, перестав перелистывать книгу, пока не понял, что уснул. Когда мой «демон» услышал как писари переговариваются шёпотом, он открыл мой рот и сказал: «Ну-ка отставить разговоры! Работать всем!» Кто-то пискнул и всё смолкло. «Демон» ещё несколько раз прерывал шепотки, пока я не открыл глаза на более сильный звук, означавший открывание дверей.
В палаты, испуганно взирая на меня, вошёл давешний дьяк. Он упал на колени и на карачках пополз ко мне.
— Не вели казнить, Фёдор Никитич. Бес попутал.
Посмотрев на него, чуть свернув в его сторону голову и скосив левый глаз, я с «каменным лицом» молча показал пальцем на кафедру в тёмном углу. Дьяк кивнул и протянул руку к моим книгам.
— Заберу?
Я кивнул. Он подошёл, опасливо забрал книгу, с которой работал до моего прихода и перенёс её на кафедру, стоявшую в тёмном углу и вернулся за принадлежностями.
— Ты почто книги моешь, стервец? — спросил я, не повышая голоса, когда он потянулся за перьями и кистями.
— Какие-такие книги? — прошептал он, зыркая на меня правым глазом из под повязки.
— Да вот ту книгу, что ты унёс. Там некоторые прозвища смыты. Потом подпишешь другие?
— Не делаю я так! — тихо прошипел дьяк. — Не правда это.
— А вот царь на дыбу тебя и тех, кого ты вписал отправит, и всё узнает.
Я вылез из-за стола и открыл дверь.
— Государево дело!
— Говори, боярыч.
— Ты путаешь, стрелец! Я не сын боярина. Я сам боярин.
— Извиняй, Фёдор Никитич. Говори дело!
— Этого на правёж к государеву казначею Михаилу Петровичу и книгу, что у него лежит, захвати.
— Слушаюсь!
Мордатый стражник отдал свой бердыш напарнику, строевым шагом протопал от двери до дьяка и ловко одной рукой выдернул его из-за пюпитра. Другой рукой он прихватил книгу, весившую килограмм двадцать, и, не обращая внимание на тяжесть в обеих руках, побрёл к дверям. Лицо его расплывалось от удовольствия. Стражник, вероятно, был рад любому шевелению воздуха вокруг него.
Дьяк словно замёрз или испустил дух, болтаясь в руке стражника словно тряпичная кукла.
— Ты иди, я следом буду! — крикнул я стражнику и обернулся к писарчукам.
— Кто из вас знал про то, что дьяк правил книги? — спросил я.
Все опустили головы.
— Та-а-к! Всё понятно!
Я развел руками.
— Ты и ты, — я ткнул пальцем во второго и в третьего работника пера, — следуйте за мной. Если будете правильно себя вести, обойдёмся без дыбы. Пошли вслед за стражником.
Они медленно вышли из-за пюпитра и медленно побрели мимо меня к выходу.
— Пошли! — резко выкрикнул я, и наподдал последнему и самому высокому под зад, попав носком сапога куда-то в левую ягодицу.
Получилось поднять ногу классическим боковым круговым довольно высоко и это получилось очень неожиданно для писарчука. Он взвизгнул и, подпрыгнув, сразу догнал первого.
— Всем остальным — работать.
Я прошёлся вдоль пюпитров, заглядывая в листы, словно запоминая.
— Приду, проверю, — сказал я и стукнул по левой ладони сложенной нагайкой.
— Вот тут и тут, — показал я на замытые места в книге. А вот тут уже вписаны другие имена.
Дед внимательно посмотрел на указанные места в книге, а потом, подняв глаза, на дьяка прошипел:
— Что же ты творишь, пёс! Ты кого вперёд пишешь?
— Михал Петрович! Прости Христа ради. Бес попутал.
— Я тебе сейчас прощу, шелудивое отродье!
Дед выхватил из моих рук нагайку и перетянул ею дьяка от правого плеча по груди так, что на плече лопнул кафтан. Дьяк, как подрубленный, рухнул на пол и обмер. Я с уважением посмотрел на деда.
— Мне до такого удара ещё ох, как далеко, — подумал я.
— В нашу пыточную его, — сказал дед стражнику. — Кату скажи, чтобы не трогал. Пусть закуёт только. Сам приду поспрашиваю. И это… Не кормите его. Воду давать чуть-чуть.
— Там у ката кто-то был с утра.
— Ах, да! Ну ништо. Пусть привыкнет. Ступай!