На второй день я, все еще малость сонный, отчасти по нужде, отчасти из желания сменить обстановку, направился по коридору в сортир. Дойдя до цели, присел, погружаясь в глубокое раздумье, и вдруг мое внимание привлекло пятно крови на полу. «Ишь ты, — тупо сообразил я, как и следовало человеку, оглушенному наркотическими средствами, — кто-то порезался… до крови. Брился, что ли? Здесь в уборной? Маловероятно». В эту минуту к первому пятну присоединилось второе, и до меня вдруг дошло, что эта кровь — опять из моего носа. Пока я осмысливал этот факт, кровотечение усилилось. Прижав к лицу несколько метров туалетной бумаги, я поспешил обратно в свою комнату и нажал кнопку звонка. Кровотечение было таким сильным, что сменившее туалетную бумагу бумажное полотенце тотчас промокло насквозь.
Мой сигнал бедствия возымел действие — дверь распахнулась, и появилась шоколадка Нелли, одетая в пальто. Она явно только что сдала дежурство.
— Господи, — выпалила Нелли, впитывая округлившимися глазами кровавое зрелище. — Господи, вы истекаете кровью.
— Мне тоже так кажется, — отозвался я. — Ты не могла бы помочь мне, милая Нелли?
— Погодите… только не двигайтесь, — распорядилась Нелли и выбежала в коридор. Вскоре она вернулась, и лицо ее выражало крайнее отчаяние. — Я не могу найти их. Не могу найти.
— Что ты не можешь найти?
— Ключи, ключи, — простонала Нелли.
«Видимо, речь идет о ключах от какого-то шкафа, где хранятся кровоостанавливающие снадобья», — сказал я себе.
— Ничего, — попытался я утешить ее, — может быть, найдется что-нибудь еще?
— Нет-нет, — ответила Нелли, — только ключи, чтобы приложить вам к спине.
Ее слова сильно поколебали мою веру в будущее европейской медицины в Африке. На шум явились Лорейн и Зинэ.
— У вас идет кровь носом, — удивленно заметила Зинэ.
— Ага, — подтвердил я.
— Я не могу найти ключи, Зинэ, — не унималась Нелли. — Ты не видела их, Лорейн?
— Ключи? Нет, не видела, — ответила Лорейн. — Какие ключи?
— Чтобы приложить к его спине.
— Может, следует жечь перья перед ноздрями? — осведомилась Лорейн.
— Нет-нет, перья жгут от обморока, — сообщила Нелли, знаток современной медицины.
— Как насчет того, чтобы нарисовать мелом на полу белый круг и принести в жертву черного петуха? — весело справился я.
— Государственная служба здравоохранения не признает таких средств, — совершенно серьезно сказала рассудительная Зинэ.
В эту минуту пришли заступать на ночное дежурство Брида и Пимми. Последняя повела прожекторами своих огромных влажных глаз и мигом оценила ситуацию.
— Живо в постель, — распорядилась она. — В постель, и ложитесь возможно ровнее.
— Но… я… я…
— Кончайте лепетать и ложитесь. Брида, ступай принеси узкий бинт и адреналин. Побыстрее.
Я послушно лег и немедленно обнаружил, что кровь, которая до той поры вытекала из носа, теперь потекла в обратную сторону, грозя задушить меня. Я поспешил сесть
— Лежать, было сказано, — угрожающе произнесла Пимми.
— Пимми, дорогая, я не могу лежать, — объяснил я. — Я захлебнусь своей собственной кровью.
Пимми привычными движениями подсунула мне под голову пару подушек.
— Так лучше? — осведомилась она. — Да.
Вернулась Брида, неся на подносе то, что было велено. Моя кровать была усеяна окровавленными бумажными полотенцами, вокруг кровати с моим телом сгрудились пять медицинских сестер.
— Поцелуй меня, Неустрашимая, — взмолился я, протянув руки к Пимми.
— Бросьте дурачиться, — сурово сказала она, — и подставляйте нос, чтобы я его закупорила.
И она живо затолкала мне в правую ноздрю около метра марли, смоченной адреналином, действуя так ловко и бесстрастно, словно фаршировала кролика. Затем она крепко сжала мою переносицу двумя пальцами, одновременно прикладывая лед к вискам. Струйки крови с водой намочили мою пижаму, не помогла и марля, кровь брызнула на простыни и наволочки. Пимми засунула мне в нос свежий кусок бинта. Кровать и комната теперь напоминали нечто среднее между скотобойней и салоном маркиза де Сада после званого вечера. Сколько ни манипулировала Пимми марлей, кровь не желала останавливаться. Сестры дневной смены ушли, остались только Пимми и Брида.
— Плохо дело. — Пимми грозно нахмурилась. — Придется мне позвать врача. Лежите тихо. Брида, следи за тем, чтобы он лежал тихо.
С этими словами она вышла.
— Надеюсь, она не за доктором Граббинсом пошла, — забеспокоился я. — Он обаятельный человек, но как врачу я ему не очень доверяю.
— Я тоже надеюсь, — спокойно произнесла Брида.
— Почему? — тревожно осведомился я.
— Ну, не такой уж он хороший врач. По правде говоря, я не пригласила бы его к серьезному больному. В два счета может угробить.
— Вот и у меня осталось такое впечатление, — признался я. — Есть в нем что-то такое, из-за чего мне кажется, что он застрял на уровне коновала, заливающего культю кипящей смолой.
— Невежда, — мрачно молвила Брида. — Думает, что пастеризация — способ обработки лугов, где пасутся коровы.
— И что Листер — фамилия известного композитора, — включился я в игру.
— Наверно, — согласилась Брида. — А Гарвей — фамилия изобретателя хереса.
— И что ангина — нехорошее женское имя?
— Я уж не говорю про пенициллин, — продолжала Брида.
— Магазин, где торгуют пенобетоном?
— Вот именно. Когда-нибудь…
Однако что собиралась изречь Брида, останется неизвестным, ибо в эту минуту в комнате вновь появилась Пимми.
— Поднимайтесь, — распорядилась она. — Доктор Граббинс велел отвезти вас в больницу Ватерлоо, там вам сделают прижигание.
— Господи, — произнес я. — То, чего я боялся. Мне затолкают в правую ноздрю раскаленную кочергу.
— Не говорите ерунду, — сказала Пимми, подавая мне пальто. — Для этого есть особая палочка.