— О милый, мне так жаль. И теперь ты замкнешься и превратишься в угрюмого молчуна?
— У меня нет ни малейшего желания опускаться на дно из-за тебя, — огрызнулся я.
— О милый, что за глупости. Я думала, ты обрадуешься. По правде говоря, я надеялась, что мы встретимся… — Голос ее совсем притих.
Ну и скотина же я, подумалось мне. Страшная, чудовищная скотина. Девушка, по сути, просит меня благословить ее, а я веду себя точно мальчишка. Я поспешил раскаяться:
— Конечно, мы можем встретиться, любимая. Извини меня за грубость. Просто мне трудно свыкнуться с мыслью, что ты невеста. Где ты хочешь, чтобы мы встретились?
— О дорогой, так-то лучше. Почему бы нам не посвятить вечер танцам? Пойдем в «Тропикану»… Соглашайся, милый!
«Танцевать до десяти вечера», — сказал я себе. Именно в «Тропикане» — отвратительном ночном клубе из тех, которые вдруг вырастают точно гриб-дождевик и короткое время вносят свой вклад в страдания человечества, чтобы затем благополучно кануть в небытие. Урсула не могла выбрать более противного мне места.
— Ладно, — изобразил я энтузиазм. — Но может, сперва где-нибудь пообедаем?
— О дорогой, конечно. Где именно?
— Как насчет «Гриллрум»? Я закажу столик.
— Милый! — выдохнула Урсула. — То самое место, где мы с тобой обедали первый раз! Милый, ты такой романтик.
— Не сказал бы. Просто это единственное заведение, где прилично кормят,
— сухо сказал я.
— Милый, я обожаю тебя… хоть ты и деспот. Вкусный обед, потом танцы. О-о, я приду в «Гриллрум» к восьми часам, дорогой. У меня нет слов, чтобы выразить тебе, как я рада, что ты рад. Я обожаю тебя, всегда буду любить.
Я положил трубку, сознавая, как много потерял.
Это сознание возросло, когда я увидел Урсулу, потому что она привела с собой жениха. Это был симпатичный молодой человек с весьма ограниченным запасом слов, без ума влюбленный в Урсулу. Но в общем-то, довольно приятный. «Гриллрум», как я и ожидал, был набит битком, так что пришлось нашей троице примоститься не очень удобно за столиком для двоих. Тоби не отличался красноречием, но это не играло особой роли, потому что Урсула говорила за двоих. После обеда мы отправились в «Тропикану» с его режущим слух оркестром. Мы с Тоби по очереди важно кружили в вальсе тараторящую Урсулу. На мой вкус, это был отвратительный вечер.
После я долго не встречался с Урсулой. Слышал, что она таки вышла замуж и родила младенца. И полагал, что теперь, когда Урсула прочно освоила брачное ложе, она навсегда ушла из моей жизни. Не тут-то было. Однажды зазвонил телефон, и я услышал голос Урсулы:
— Милый! Это я, Урсула!
— Силы небесные! — удивился я. — Где ты пропадала все эти годы?
— Дорогой, я вышла замуж. У меня есть ребенок.
— Как же, слышал. Поздравляю.
— Милый, я так долго торчу в деревне, что сегодня мне непременно надо съездить в Борнмут, походить по магазинам. Не могли бы мы встретиться?
— Ты приедешь вместе с мужем? — осторожно справился я.
— Нет, дорогой, я приеду сама по себе.
— В таком случае обязательно встретимся. Приглашаю тебя на ленч. Но сначала выпьем чашечку кофе в «Кадене».
— Чудесно, милый. Я буду там в одиннадцать.
Ровно в одиннадцать Урсула вошла в кафе «Кадена», и я сразу увидел, что она ожидает второго ребенка. Не говоря уже о выпуклом животе, она светилась, как розовые лепестки на солнце.
— Милый! — вскричала Урсула. — Милый! Дорогой!
Она с ходу обняла меня и наградила таким поцелуем, какие английские цензоры обычно вырезают из французских фильмов. При этом Урсула жужжала, точно рой пчел, одержимых сексом, и прижималась ко мне всем телом, чтобы как следует ощутить всю прелесть объятия и подтвердить свое самое искреннее расположение. Несколько пожилых леди и один хорошо сохранившийся (как коринка в портвейне) отставной бригадир уставились на нас с сладострастным отвращением. По лицам было видно, что они ждут — сейчас я сорву с Урсулы одежды и изнасилую ее на месте, на священном полу кафе «Кадена». Поднатужившись, я вырвался из ее объятий.
— Я думал, ты замужем, — заметил я.
— Так и есть, дорогой. Скажи, я стала лучше целоваться?
— Лучше, — ответил я. — А теперь садись, и выпьем кофе.
— Ты можешь взять мне мороженое?
— Конечно.
Я заказал кофе и мороженое.
— Ну, ты прямо цветешь, — сказал я.
— Правда?
— Точно, ты выглядишь замечательно. Я вижу, ждешь прибавления.
— Дети — это што-то ижжумительное, — сообщила она, набив рот мороженым.
— Не сомневаюсь, — отозвался я.
Проглотив мороженое, она наклонилась и стукнула меня влажной ложкой по руке, давая знать, что сейчас я услышу нечто чрезвычайно важное.
— Знаешь, что об этом люди говорят? — вопросила она своим звонким голосом.
Посетители, забыв о еде, дружно приготовились услышать, что последует дальше. Я не знал, куда деваться.
— Нет, — ответил я. — А что они говорят?
— Так вот, — сообщила она, весело помахивая ложкой, — сколько ни предохраняйся, все равно залетишь.
Мы допили кофе, потом прошлись по магазинам, затем состоялся обещанный ленч.
— Ты скучаешь по мне, дорогой? — осведомилась Урсула, потягивая вино.
— Конечно, скучаю. Ты всегда была одной из моих самых любимых подруг.
— Правда, жаль, что нельзя быть замужем и иметь возлюбленного?
— А ты попробуй, — предложил я.
— Нет-нет, я на это неспособна. Но ты ужасно милый.
— Забудь.
— Все равно, думаю, теперь я тебе не понравилась бы, — задумчиво произнесла она. — Я изменилась, стала совсем неинтересная.
— В самом деле? — усомнился я, глядя на полную жизни, милую женщину.
— Точно, — ответила она с серьезным выражением в своих больших синих глазах. — Боюсь, теперь я стала одной из тех, кого называют мелкие божоле.
— Зато отменного урожая, — отозвался я, поднимая бокал.