Он поднялся на ноги и вышел, однако тут же снова возник.
– Кстати, – сказал он, – у меня нет белой бабочки и фрака. Это очень важно?
– Да нет, – отозвался Мартин, – ничего страшного. Приходи в пиджаке и при галстуке, и через каких-нибудь пять минут жара все равно заставит всех рассупониться. Главное прийтиодетым по форме.
«Господи», – подумал я. Единственный галстук, которым я успел обзавестись к тому времени, лежал в чемодане в пятистах километрах от Мамфе. Впрочем, эта проблема была не такая уж сложная, и я справился с ней на следующий день.
После того как Пайес принес мне утреннюю чашку чаю и я освободил свою постель от одной белки, четырех мангустов и шимпанзенка, которые разделяли ложе со мной, как им казалось, из нежной привязанности к ним, тогда как я просто оберегал их от простуды, итак, после всего этого я велел Пайесу сходить на базар и купить мне галстук.
– Есть, сэр, – ответил он и, отдав необходимые распоряжения прочей обслуге, важно зашагал в город, чтобы вернуться через некоторое время с таким психоделическим галстуком, что это изделие, по моему мнению, могло произвести пагубное воздействие на органы зрения губернатора. Хотя Пайес уверял меня, что выбрал самый тусклый экземпляр, и я вынужден был поверить ему на слово.
Надо ли говорить, что последующие два дня все мы жутко нервничали. Макгрэйд, который так гордился своими дорогами и мостами, обнаружил, что дорожка, ведущая к дому Мартина, изобилует рытвинами. Пришлось ему мобилизовать всех заключенных местной тюрьмы, чтобы они засыпали выбоины и обновили гравийный покров, после чего жилище Мартина вполне можно было сравнить с небольшой, но весьма шикарной загородной усадьбой. Я сходил к моему знакомому старику Иосифу и уговорил его закоптить для меня двух дикобразов, поговорил также с моим охотником, который пообещал накануне приезда губернатора сходить в лес за цветами. Робин обшарил склады «Объединенной Африканской компании» и пришел в отчаяние, не найдя ничего заслуживающего внимания; пароход так и не смог подняться вверх по реке, и негде было взять изысканные деликатесы, которые было бы не стыдно предложить губернатору. И как же он гордился, обнаружив под конец оставшиеся после его предшественника и невесть как вообще попавшие в наши края три баночки икры.
– Не знаю даже, что из этого выйдет, – заметил он, мрачно созерцая свою находку. – Эти банки пролежали здесь не меньше трех лет. Как бы нам не отравиться насмерть трупным ядом, но все-таки – икра.
Мэри, выяснив, что в доме Мартина нет ни одной вазы для цветов, догадалась сходить на базар и купить пять довольно изящных сосудов из тыквы-горлянки. Кроме того, она в сотрудничестве с Иисусом испытала полтора десятка разных способов приготовления суфле; результаты были самые плачевные, и мы безжалостно забраковали их.
Поскольку Пайес почти все время трудился у Мартина, я не сомневался, что он отлично справится со своей задачей, пусть даже Иисус воспримет это как личное оскорбление.
Вечером накануне прибытия губернатора мы снова устроили военный совет, чтобы проверить состояние наших дел, и убедились, что все идет как по маслу. Сырокопченые дикобразы пахли восхитительно. Мой друг-охотник принес из леса целую охапку орхидей и прочих растений; Мэри держала их у себя в уборной – самом прохладном помещении в доме. Отважившись на эксперимент, мы открыли одну баночку с икрой и с удивлением обнаружили, что она вполне съедобна; сверх того, Робин где-то откопал пачку мелкого печенья, которое, посчитали мы, вместе с арахисом годилось вприкуску к напиткам перед обедом. Начищенные до блеска бронзовые канделябры Робина украсили бы любую, самую роскошную столовую. Я даже позавидовал ему. Нашлись у него и свечи, притом в таком количестве, что их, как проницательно заметил Макгрэйд, хватило бы для освещения всего государства-города Ватикан.
Мы с такой страстью занялись всеми этими приготовлениями отчасти из любви к Мартину, но в такой же мере обуреваемые чувством, какое владеет детьми перед Рождеством. Изо всей нашей компании, пожалуй, я один ежедневно был занят чем-то увлекательным, поскольку мог только гадать, какими еще странными повадками удивят меня мои звери. Остальные влачили весьма тусклое существование в краю с крайне неблагоприятным климатом. А потому, хотя мы делали вид, что с ужасом думаем о предстоящем визите, и всячески проклинали высокого гостя, на самом деле все получали удовольствие от наших хлопот. Все, кроме Мартина, который с каждым часом выглядел все более несчастным.
Когда наступил решающий день, все мы как бы случайно собрались под фруктовым деревом, откуда открывался вид на подходы к резиденции Мартина. Мы нервно толковали о поведении разных животных, о росте цен на мануфактуру, о том, как непросто строить мосты, а Мэри прочла нам длинную лекцию об искусстве приготовления пищи. При этом мы совсем не слушали друг друга, так как ждали затаив дыхание появления начальства.
Наконец, к великому нашему облегчению, вдали показалась его большая роскошная машина и стремительно поднялась по дорожке к дому нашего друга.
– Слава Богу, – вымолвил Макгрэйд, – не зря я потрудился над дорожкой, эти выбоины не давали мне покоя.
Мы увидели, как выходит из дома Мартин, как выбирается из машины губернатор. Издали он походил на маленького жучка, вылезающего из большого черного кокона. Мартин выглядел безупречно. Вот он ввел губернатора в дом, и мы облегченно вздохнули.
– Я уверена,что ему понравятся авокадо, – сказала Мэри. – Представьте себе, мне пришлось перебрать сорок три штуки, отбирая самые хорошие плоды.
– И мои выбоины не подвели, – гордо повторил Макгрэйд. – Только ирландцу по плечу такая задача.
– Подожди, когда настанет очередь икры, – вступил Робин. – На мой взгляд, это будет кульминация сегодняшнего вечера.
– А как насчет копченого дикобраза? – не выдержал я.
– А мои цветы? – сказала Мэри. – Послушать тебя, Робин, так можно подумать, ты один все сделал.
– А что, – отозвался Робин, – так оно и есть, мой ум сыграл не последнюю роль.
После чего мы разошлись по домам, где нас ожидал поздний завтрак. До самого вечера мы ничем не могли помочь Мартину, однако, зная его добросовестность, не сомневались, что губернатор вряд ли найдет к чему придраться в деятельности начальника окружной администрации.
В пять часов (меня только что укусила за палец негодующая сумчатая крыса, которую я осматривал, проверяя – не беременна ли она) у самого моего локтя материализовался Пайес.
– Сэр, – сказал он.
– Ну что там еще, – отозвался я, облизывая кровоточащий палец.
– Ванна готова, сэр.
– Какая, к черту, может быть ванна в это время дня? Я совершенно забыл, какое важное событие ждет меня. Пайес удивленно посмотрел на меня.
– В шесть часов вам надо быть в доме начальника окружной администрации, сэр, – сказал он.
– Черт возьми, совсем из головы вылетело. Ты приготовил мне одежду?
– Да, сэр. Младший бой погладить ваш брюки. Чистая рубашка, сэр. Пиджак готов и галстук тоже.
– Силы небесные, – выдохнул я, поймав себя на оплошности. – Кажется, я не привез с собой носков.
– Я купить вам носки, сэр, на базар, сэр, – ответил Пайес. – Я почистить ваш ботинки.
Неохотно оторвавшись от своих исследований, я отправился принимать ванну в этаком парусиновом гробу, наполненном теплой водой. Несмотря на это омовение и на близость вечера, после ванны я продолжал обливаться потом. Шлепнулся на стул, надеясь хотя бы немного остыть и поразмыслить о том, что мне предстояло. От ужасающей перспективы, открывшейся мысленному взору, меня бросило в дрожь.
– Пайес! – крикнул я.
– Сэр, – отозвался он.
– Принеси чего-нибудь выпить.
– Пива, сэр?
– Нет, – сказал я, – хорошую порцию виски с водой. Подкрепившись, я малость повеселел. Тщательно
оделся; правда, из-за жары и пота прекрасно выстиранная жемчужно-белая рубашка почти сразу стала серой и влажной. Купленные Пайесом цветастые носки образовали чудовищное сочетание с галстуком. Пиджак я не стал надевать, только накинул на одно плечо, зная, что в конце подъема к дому Мартина буду выглядеть, словно тюлень, поднявшийся из глубины вод. Пайес сопровождал меня.