— Дозор, наверное. Там «козёл» стоял и четыре абрека. — Меланхолично сообщил Ганс.
— Все целы? — спросил Медведь.
— Да вроде бы. — Ответил Ганс, посмотрев на перепуганных девушек.
— Задело немного. — Сквозь зубы проговорил Брат, вцепившись в руль двумя руками.
— Куда?
— В ногу, кажется.
Наклонившись над Братом, Медведь увидел, штанину, набухшую от крови в районе бедра.
— Останови, Каха.
— Дотянем, брат, тут до блокпоста километров пять осталось.
— Ты как?
— Норма, брат, норма.
Не доезжая до блокпоста метров сто, Брат остановил машину.
— Я сейчас, потерпи. — Сказал Игорь, выскакивая на шоссе из джипа.
Не доходя метров 50 до блокпоста, его остановили:
— Стой! Кто идёт?
— Прапорщик Барзов. Кто старший на точке?
— Тебе-то что?
— Слушай ты, салага, ну-ка резво передай старшему. У меня раненный.
— Что за шум? — Раздался знакомый голос.
— Горе, ты?
— Медведь? Ты откуда?
— Горе, давай бойцов в темпе к машине, там Брат раненный, а мне рацию.
Каху принесли и уложили на кушетку. Перевязали рану. Джип отогнали на блокпост. А ещё через полчаса, когда они перекусили консервами, на скорую руку, на двух БТРах прилетел Задира. И они все вместе отправились в место дислокации батальонов Артиста. Они ехали в свой временный дом. А по дороге Медведь и Ганс узнали последние новости о своих друзьях. Новости были печальные…
* * *11 декабря 1989 г. Гоча.
Тюленю с ребятами в виде боевой колесницы досталась, относительно новая, белая «Нива». Все трое были отчаянными парнями, а поэтому и решение о том, как провести разведку пришло само по себе. Они решили изображать из себя боевиков, по каким-то своим соображениям, отколовшихся от других командиров, к примеру, того же Рафаэла или Реваза… Разведка на грани самоубийства, и если бы Филин узнал об этом, то, естественно, запретил бы. Но, Андрей, о принятом решении знать не мог, потому что ребята приняли его позже. И не доложили, понадеявшись на свой, немалый опыт.
Как и группа Медведя, Тюлень с Кабардой и Индейцем вышли в рейд утром 6 декабря. Ехали не торопясь, не желая попасть под автоматную очередь какого-нибудь, через чур, ретивого «гвардейца». Их никто не останавливал, не требовал документов для проверки, и от этого ребята нервничали. Каждый из них обладал достаточным опытом, что бы понимать — на войне пустующих ничейных зон не бывает, а поэтому либо за ними ведется наблюдение, либо где-то им предстоит такая проверка, что дай Бог её пройти не раскрывшись. И ещё они помнили, что Гоча Кочилишвили только сейчас стал «полевым командиром», а вообще-то он их коллега-разведчик, офицер, прошедший Афган. А это говорило ребятам о многом. Многого они от него и ожидали. И, к сожалению, их ожидания оправдались.
В нескольких километрах от Дранды шоссе пересекало реку Кодори. Мост был превращён «гвардейцами» в мощный оборонительный узел.
— Слушай, Тюлень, а ведь не дурак наш Гоча, как думаешь? — Обращаясь к Сергею, сказал Индеец, останавливая «Ниву» перед въездом на мост. — Смотри, и блоков бетонных набросали, и ежей наварили.
— Это ещё не все, Артур, — Не отрываясь от маленького, почти театрального, но, тем не менее, двадцатикратного бинокля, ответил Тюлень. — На той стороне капитальный блокпост, с амбразурами. Один ДШК вижу. Да это ДОТ натуральный.
— Окопались суки, — подал голос Кабарда. — Офуели от безнаказанности. Ничего Артист их быстро причешет.
— Что дальше, Сергей. — Индеец немного волновался. Он всегда волновался перед боем.
— Ничего, ехать будем. Вон, смотри, нас уже заметили. Руками машут, зовут. Так, Кабарда. Слушай внимательно, тебе с ними разговаривать. Ты родом из Гали. Работал и жил последнее время в Адлере. Когда началась заваруха, подался домой. Мы твои хорошие друзья, но русские. Поехали с тобой, потому что у нас проблемы с властями, и мы за войной решили спрятаться от милиции. Если возьмут — готовы служить в абхазкой гвардии. Ну и так далее в этой же теме.
— Ясно. Будем разговаривать.
— Ну, Индеец, поехали, а то, как бы не лупанули по нам из ДШК.
На мосту, перед опущенным шлагбаумом, их остановили. Здоровенный дядька постучал стволом своего «калаша» по стеклу, требуя открыть, и что-то произнёс не незнакомом ни Индейцу, ни Тюленю языке. Вот тут и оживился Кабарда. Он что-то очень быстро затараторил и, с присущей всем горцам горячностью, размахивая руками, выбрался из «Нивы». Боевик что-то спрашивал, а Каха отвечал, распаляясь, всё больше и больше. Этот затянувшийся диалог, продолжался около десяти минут. И было заметно, что оба говорящих устали друг от друга. В какой-то момент Кабарда махнул рукой и подошёл к машине: