Жребий был брошен: он скорее станет царем в своей деревне, чем вторым в Риме. С кармой шутки плохи, полушутя говорил он.
Этот двойной приговор, видимо, сильно ударил как по самолюбию Филипа, так и по самолюбию Анны. Однако одновременно Дик начал понимать, что ему таким образом указали на место, которое принадлежит ему, и что только здесь он сможет развернуться во всю ширь. В том, что он нашел свое призвание, писателя прежде всего убедили пережитое ликование и ощущение мастерства, даже в большей степени, чем премия, от которой он надеялся получить также и материальные выгоды, но безуспешно. При этом в зазеркалье он играл роль Хоторна Абендсена. То, что Дик писал там, что могло пройти только под видом научной фантастики, и только он был в состоянии это написать. Тем хуже, если при этом он должен был оставаться бедным, непонятым или известным лишь в ограниченных кругах; он смирился с этим, и не без причины, ибо догадывался, что отсутствие выбора было его удачей.
С того момента, как древний пятитысячелетний Оракул пообещал ему «внутреннюю правду», Филип Дик методично погружался в лабиринт своего внутреннего мира. В основе его idios kosmos отныне лежала интуиция — и не только потому, что реальность невозможно постичь непосредственно, так как она прошла сквозь субъективное восприятие каждого, но также из-за того, что более или менее общее представление на этот счет основывается на обмане. Все то, что разумные существа, невзирая на различия в понимании и оценке, согласились считать реальностью, на самом деле только иллюзия, видимость, созданная или меньшинством, чтобы обманывать большинство, или некоей внешней силой, с целью обманывать всех. То, что мы называем реальностью, на самом деле таковой не является.
Эта догадка породила мысль о том, что величайшие события современности происходят на побережье Тихого океана, а некоторые искаженные виды сознания являются прямыми путями в Реальности с большой буквы.
В 1954 году Олдос Хаксли опубликовал отчет об опыте употребления мескалина, заглавием которому послужила фраза, заимствованная у Уильяма Блейка: «Если двери восприятия были бы очищены, всякая вещь предстала бы перед человеком такой, каковой она и является: бесконечной». Начав свою карьеру как блестящий сатирик, Хаксли впоследствии удивил и даже поразил большую часть своих почитателей, обратившись к изучению мистицизма и всеобщего опыта, который извлекается из него независимо от религиозных различий. Мескалин оказал на Хаксли ошеломляющее действие. Признав, хотя и с трудом, что то, что происходит с человеком под воздействием наркотика, невозможно сравнить с мистическим озарением, он высказал мнение, что «выход за пределы обыденного восприятия, возможность видеть в течение нескольких безвременных часов мир внешний и внутренний не такими, какими они предстают перед животным, думающим лишь о выживании, или перед человеком, набитым словами и идеями, но такими, каковыми они воспринимаются, прямо и безоговорочно, Сознанием, составляют бесценный опыт, то, что католические теологи называют немотивированной милостью, которая не является необходимой для спасения, но потенциально полезна, так что нужно принимать ее с признательностью, если таковая возникает».
В общем, Хаксли представлял мескалин как средство совершить небольшое путешествие во внутренний мир Будды или Экхарта, то есть в крайнюю реальность. Легкий способ — это было даже немного досадно, — доступный всем, безопасный. Или почти безопасный. Подробно описывая свой опыт, Хаксли не мог не сообщить о пропасти, которую он сам, подопытный кролик, не имеющий особых проблем со здоровьем, видел мельком. Погружение в Реальность характеризует не только мистическое состояние, но также безумие, и, как следствие, стремления, в которых человек не всегда отдает себе отчет, могут привести его как в ад, так и в рай. Вслед за Бергсоном и приверженцами виталистической философии, Хаксли считал мозг механизмом для фильтрования Реальности, слишком богатой для скромных приемников, каковыми мы снабжены. Этот механизм может быть временно деблокирован наркотиком или полностью поврежден психическим заболеванием. И если Реальность позволяет спокойно взглянуть на себя тем, кто, как Хаксли, восхищается, распознавая в складках фланелевых штанов Дхарму Будды, то других она приводит этим в ужас, «вплоть до того, чтобы заставить их истолковать свою непрерывную необычность, свою жгучую силу как проявления людской или космической злой воли, определяя наступающие реакции от смертельной жестокости до кататонии. Однажды ступив на этот ужасный путь, вы уже не сможете остановиться. После плохого начала все, что случается, потом становится доказательством заговора, составленного против вас. Да, с ужасом говорит Хаксли в заключение, думаю, что теперь я знаю, что такое безумие».
Те, кто первыми экспериментировал с ЛСД, созданным в 1943 году Альбертом Хоффманном, и не представляли, что это вещество, имеющее весьма схожее действие, можно использовать для чего-то другого, кроме как узнать изнутри, что такое безумие. Основная масса психиатров считала его «имитатором шизофрении», позволяющим испытывать в течение некоторого времени то же, что и их пациенты. И только впоследствии, под влиянием Хаксли и полуученых, полурелигиозных группок его последователей в Лос-Анджелесе, ЛСД решили использовать для того, чтобы узнать абсолютную Реальность. Некоторые не замедлили обозначить ее самым древним из кодовых имен: Бог.
Когда Дик открыл так называемые «Двери восприятия», у которых в Калифорнии в начале шестидесятых годов было много почитателей, идеи, развиваемые Хаксли, показались ему близкими. Он всегда так думал. Но в то время Дик не принимал ни ЛСД, ни мескалин, он даже не притрагивался к марихуане и был бы сильно удивлен, если бы его сочли наркоманом. Он ответил бы, пожав плечами, что он не относится к числу тех писателей-щеголей, у которых есть время, чтобы, сидя в украшенных картинами мастеров кабинетах, заниматься подобного рода опытами и затем с умным видом рассуждать об этом; нет, он — работяга, прикованный к письменному столу, он должен кормить семью и не имеет ни времени, ни средств на наркотики. Конечно, Дик без конца принимал пилюли: серпасил от тахикардии, семоксидрин от агарофобии, бензедрин для стимуляции мозга, ну и еще по мелочи, чтобы снять побочные действия первых. Разумеется, под влиянием всех этих лекарств он иногда странно себя чувствовал, видел людей и предметы как будто сквозь рентгеновский аппарат, и внутренности людей походили на содержимое радиоприемника или телевизора: сплошной комок проводов, металлических и пластмассовых частей. В этих видениях было мало приятного. Не особенно Филип обрадовался и тогда, когда, из любопытства прочел аннотацию к одному из лекарств, которое он принимал каждый день в течение вот уже нескольких лет в максимальной дозе, и выяснил, что злоупотребление может вызвать «галлюцинации, бред, серьезные сосудистые нарушения, летальный исход». Но Дик уже не мог от него отказаться, от этого зависел ритм его работы. Действительно, он принимал лекарства не ради удовольствия и не для того, чтобы, потратив двести долларов, увидеть Дхарму Будды в складках фланелевых штанов. К тому же он носил только джинсы.
Зато Филип Дик считал себя авторитетом во всем, что касается психических заболеваний, о чем свидетельствует клиническая таблица, хотя и пародийная, но практически исчерпывающая, которую он составил в романе 1963 года «Кланы Альфанской луны» («Clans of the Alphane Moon»). Изначально Альфанская луна служила центром по приему с Земли колонистов, имеющих психические расстройства, однако во время войны связь с метрополией оборвалась, и психически больные, предоставленные на протяжении жизни двух поколений сами себе, создали здесь некое клановое общество, наподобие каст в Индии. Там были маны, маньяки, господствующие и агрессивные, которые властно правили из своего города под названием Высоты Да Винчи; пары, параноики, тонкие политики и стратеги, укрепившиеся в своем бункере Адольфвилл за тысячью защитных систем; депы, маниакально-депрессивные, дрогнущие от холода в своем мрачном городе Коттон-Мэтр; од-комы, одержимо-компульсивные, из них на планете набирали чиновников; поли, полиморфные шизофреники, которые оживляли свой поселок Гамлет-Гамлет с помощью свойственной им капризной созидательной гениальности; шизы, бродячие поэты и фантазеры; наконец, в самом низу социальной лестницы располагались гебы, (страдающие гебефренией), погрязшие в грязи Гандитауна, хотя они насчитывали в своих рядах могущественных святых.