В то время как Фил поочередно работал то в Art Music, то в University Radio, Клео посещала Калифорнийский университет и часто меняла специализацию, в конце концов остановившись на основном курсе обучения. Она читала с жадностью и выбрала для себя занятие скульптурой. Разнообразие связанных с университетом работ на неполный рабочий день, которыми она занималась, позволили ей в конечном итоге обеспечить Филу серьезную экономическую поддержку в первые годы его писательской карьеры.
Еще до встречи с Клео Фил начал вносить плату за старый дом номер 1126 по Франциско-стрит, на западных террасах Беркли. Он должен был въехать туда в мае 1950 года. Фил сделал Клео предложение. Она рассказывает:
Мне было все равно – выходить замуж или нет, но у нас был очень романтичный период, Фил упомянул об этом, и я согласилась, но было бы вполне хорошо, если бы этого не произошло – если вы живете вместе, то каждый считает, что вы женаты, поэтому зачем придавать этому большое значение? Но Фил беспокоился. В первую очередь, мне еще не было двадцати одного года, и Фил боялся, что его мать может в один прекрасный день сообщить об этом властям. Не знаю, для меня это звучало по-дурацки.
Дороти легко согласилась на второй брак ее сына в возрасте двадцати одного года. Но она не ладила с Клео, которая, как думала Дороти, была нелюдимой и замкнутой в ее присутствии. Дороти была совершенно права: Клео не любила ее из-за рассказов Фила о его детских горестях, и, по ее собственным ощущениям, «Дороти была весьма яркой и независимой женщиной, но ее отношение к другим людям исходило из очень горького взгляда на мир, а я этого взгляда не разделяла».
Некоторые возражения по поводу свадьбы возникли со стороны семьи Клео. Когда Клео сообщила своей матери Александре об этой новости, та расплакалась: Фил не был греком. Ее отец Эммануил, врач из Сан-Франциско, не знал о свадьбе до свершившегося факта, поскольку они считали, что он будет яростно возражать. Но вскоре Фил замечательно поладил с ними обоими, беседуя о медицине с Эммануилом и о греческой драме и религиозных мистериях с Александрой, которая была бакалавром в области классической литературы.
В июне 1950 года церемония состоялась в Городской ратуше Окленда. Клео вспоминает:
Судья был очень мил с нами. Он уделил нам больше времени, чем священники, которые обычно формально относятся к проведению бракосочетаний, и провел с нами приятную беседу, напомнив, что нам не следует гневаться друг на друга и всегда понимать точку зрения каждого из нас. По дороге домой нам пришлось делать автобусные пересадки, и на мне было это ужасное коричневое пальто, и, пока мы ждали второго автобуса, птичка с крыши дома капнула прямо на это пальто. И я спросила: «А что это может предвещать?» А Фил ужасно рассмеялся и сказал, что эту птичку прислала его мать.
Фил описывает их двухэтажный дом в рабочем районе на Сан-Пабло-авеню в «Свободном радио Альбемута» (1985): «Дом был очень старым – одной из самых ранних фермерских построек в Беркли – на участке всего тридцати футов в ширину, без гаража, на болотистой почве, и отапливался только плитой на кухне.
Ежемесячная плата за него составляла двадцать семь с половиной долларов, поэтому мы так долго там и прожили».
Его решение быть писателем оставалось в силе, несмотря на стремительный поток отказов от его реалистических рассказов. В начале нового десятилетия он все еще хотел писать «мейнстрим». Поскольку время для писательства было ограничено его работой в Art Music, Фил был вполне готов к тому, чтобы заниматься своим ремеслом в поздние ночные часы. Он использовал маленькую столовую в качестве своего писательского кабинета; рядом с его рабочим столом и печатной машинкой стоял «Магнавокс» и коллекция пластинок (он всегда писал под классическую музыку), а кошки, например Магнификат, неслышно приходили и укладывались спать у картотечных шкафов Фила. Бланки с извещениями об отклонении его рукописей были приклеены к стенам. Клео клянется, что как-то раз семнадцать рукописей было возвращено в один день. «У нас был маленький почтовый ящичек, и они вываливались из него на порог. Он отправлял их снова. Мы оба знали, что Фил обладает талантом. Мы также знали, что непонятно, как быть с этим талантом, если его произведения не будут продаваться».