— Он скажет тебе, чтобы ты уходил, — объяснила Мали. — Чтобы ты покинул этот мир. Покинул Хельдскаллу и Глиммун-га с его надеждами и планами. Посмотри: он уже пытается что-то произнести.
Полусгнившая плоть на лице у трупа чуть раздвинулась. Джо увидел сломанные зубы, и затем из пещеры, в которую превратился оскаленный рот, вырвался наружу звук. Это был глухой рокот, будто несущийся издалека по массивному океанскому кабелю, как нечто растянутое на сотни миль, нечто тяжелое, густое и неповоротливое. И все же существо пыталось говорить. Наконец, когда оно приблизилось вплотную, слегка поворачиваясь вокруг своей оси, то чуть распрямляясь, то снова склоняясь, Джо различил одно слово, затем другое...
— Оставайся, — произнес труп, широко открыв пасть. Мелкая рыбешка скользнула внутрь, исчезла, затем выплыла обратно. — Ты... должен... идти дальше. Дальше. Поднимать. Хельдскаллу.
— Ты еще жив? — спросил Джо. — Здесь ничто не живо, — подала голос Мали. — Ничто не живо в прямом смысле слова. Остаточные энергии... частичные изменения в поврежденных батареях...
— Но этого еще нет, — выдохнул Джо. — Это случится в будущем.
— Здесь нет будущего, — объяснила Мали.
— Но ведь я-то жив. Я смотрю на этого урода, на эту жуткую движущуюся гниль. Если б я был им, мы не смогли бы разговаривать.
— Очевидно, так, — согласилась Мали. — Но разница между вами не окончательна. У тебя есть кое-что от него; в нем тоже есть частица тебя. «Дитя — отец человеку», помнишь это? И человек — отец трупу. Я думала, он потребует, чтоб ты убирался. А он, наоборот, просит тебя остаться здесь. Вот что он хотел от тебя. Я чего-то не понимаю. Во всяком случае, это не может быть Черный человек, в том смысле, как я объясняла про Гнуммильга. Он изуродован, но доброжелателен, а Черные не бывают доброжелательны. Позволь, я у него кое-что спрошу.
Джо не ответил. Мали восприняла это как согласие.
— Как ты умер? — спросила она у мертвеца. Выпяченная челюсть, покачиваясь, белела в потоках воды.
Из пасти человеческого остова глухо выталкивались искаженные слова. Он ответил:
— Нас убил Глиммунг.
— Нас? — переспросила она тревожно. — Как много? Всех?
— Нас. — Существо протянуло в сторону Джо полусгнившую руку. — Нас обоих. — Труп замолчал, его стало относить течением. — Но это ничего... У меня есть ящик, там я в безопасности. Я забираюсь туда и закрываю проход, и рыбы туда не проникают...
— Ты пытаешься защитить свою жизнь! — спросил Джо.
— Твоя жизнь окончена, — ответил скелет.
Джо ничего не понял. Это было слишком невероятно и нелепо. Представить себе, что труп — его собственный труп — ползает здесь во мраке, пытаясь к тому же сохранить себя...
— Улучшим жизненные стандарты для мертвых, — диким голосом произнес он, обращаясь не к Мали и не к трупу — просто в пространство.
— Проклятие! — выдохнула Мали. — Что?
— Он тебя не отпустит. Он противостоит тебе конечной судьбой, но все же не отпустит тебя. А потом, когда ты станешь таким, — она показала на труп, — ты пожалеешь, что не ушел. Сегодня. Сегодня вечером. Завтра утром.
— Оставайся, — прохрипел труп.
— Почему? — спросил Джо.
— Когда Хельдскаллу поднимут из моря, я уйду спать. Я хочу заснуть; я рад, что ты наконец пришел. Я ждал века. Я знал: пока ты не придешь сюда и не освободишь меня, я останусь в плену времени. — Труп сделал умоляющий жест рукой, но кусочки кисти отделились и исчезли в мутном течении; у кисти трупа осталось только два пальца, и Джо почувствовал, как к горлу подкатила тошнота.
«Если б можно было повернуть время назад, я бы ни за что не появился здесь», — подумал Джо. Труп, однако, говорил противоположное: появление Джо означало освобождение — для трупа... и для самого Джо.
«Господи Иисусе, когда-нибудь я стану таким же. Тело будет разваливаться на кусочки, и хищные рыбы станут жрать мою мертвую плоть. Я спрячусь в каком-нибудь ящике на дне моря, но рыбы найдут меня и примутся рвать кусок за куском».
«А может быть, это обман? — думал он. — Может, это не мой труп? Часто ли люди встречаются с собственными трупами, к тому же говорящими и умоляющими? Календы, — вспомнил Джо. — Но они явно ни при чем: ведь, вопреки предсказанию Мали, труп убеждал остаться, убеждал заняться своим ремеслом».
«Глиммунг! Это галлюцинация, созданная Глиммунгом, — извращенный, безумный способ удержать меня на крючке. Наверняка».
— Спасибо за совет. Я приму его к сведению, — сказал он болтающемуся в струях воды трупу.
— А мой труп тоже здесь? — спросила Мали. Ответа не последовало. Останки Джо уплыли прочь.
«Я сказал что-то не так? — размышлял Джо. — Но боги, боги! О чем вообще можно беседовать с собственным трупом?!» Его охватила странная злость, уже без изумления и страха. Такой способ принуждения отвратителен. Джо же и раньше говорили, что он должен продолжать свою часть проекта... И тут он вспомнил о проклятии.
— Смерть, — сказал он Мали, когда они подплыли друг к другу. — Смерть и грех взаимосвязаны. Это значит, что если храм проклят, то мы тоже...
— Я возвращаюсь, — вдруг сообщила Мали. Она принялась подниматься, умело работая ластами. — Не хочу быть так близко к драге. Она сделала жест рукой. Джо взглянул в этом направлении и увидел далеко справа от себя громоздкую конструкцию, которой ранее не замечал, и, прислушавшись, различил низкое, глухое гудение. Вероятно, звук раздавался и раньше, но был трудно определим из-за низкой частоты — порядка двадцати циклов в секунду, то есть на нижнем пороге слышимости.
— Что это? — спросил он и, влекомый любопытством, устремился в сторону, откуда доносился звук.
— Каприксовый ковш, — сказала Мали. — Из ионийского каприкса; у этого вещества самый большой атомный вес из всех материалов, используемых в технике. Он заменяет старые рек-сероидные ковши, которые ты, вероятно, видел.