– Добрый отец, – возразил граф Жюльен, покраснев от гнева и досады, – я не король и не обращался к вам за советами. Подождите подавать их, пока вас не попросят.
Отшельник порывисто вскинул исхудавшее лицо, негодование оживило его черты мимолетным пламенем, и разговор, без сомнения, принял бы опасный оборот, если Тибо, вмешавшийся с свойственным ему достоинством, не увлек отшельника в сторону, переключив его мысли на другой предмет.
Граф д’Овернь уже пять лет как оставил Францию, и в стране совершилось много событий, о которых он почти ничего не знал. Король Филипп Август принял несколько важных мер, которые возбудили сильное негодование в его вассалах; желая узнать сущность этого неудовольствия, радуясь, что может расспросить человека такого сведущего, как отшельник, Тибо завел с ним продолжительный и серьезный разговор, в котором граф Жюльен, присоединившийся к ним, как только прошла его досада, скоро принял живое участие.
Куси не вмешивался. Алиса, ехавшая позади, непреодолимо привлекала его, и он скоро присоединился к ней, сделав это так искусно, что это не привлекло ничьего внимания.
Алиса, обычно бледные щеки которой раскраснелись от прохладного воздуха гор, никогда не была очаровательнее. Ее большие черные глаза, до того рассеянно смотревшие на пейзаж, потупились при приближении рыцаря. Но кровь, бросившаяся ей в лицо, и очевидное замешательство сказали счастливому Куси, что к его присутствию неравнодушны, и что если его не ждали, то по крайней мере приняли с удовольствием.
За два дня, в которые Куси имел случай беспрестанно находиться в обществе молодой девушки, он успел преодолеть странное волнение, которое она ему внушала, и обрести часть былой непринужденности. Однако чары, которые скромное обращение Алисы и ее нежная красота наложили на него, без сомнения еще действовали, потому что юноша напрочь лишился смелости и веселости. Но эта перемена не пошла ему во вред, а напротив, только подчеркнула великодушные чувства его превосходного сердца, слишком часто находившиеся в тени ветрености. Она позволила ему даже достичь довольно больших успехов в приобретении уважения Алисы и ее симпатии.
Скоро, вступив в разговор, вроде как пустяковый, но оставляющий глубокие следы в сердце влюбленных, молодые люди забыли все окружавшее, занявшись исключительно друг другом, и Бог знает сколько времени длилось бы это забвение, если бы Гуго де Барр, ехавший впереди, не развернул вдруг лошадь и не подскакал во весь опор к своим господам, крича:
– К бою! Я заметил шевеление в кустах. За ними спрятались люди, и на нас наверняка нападут.
– Ха-ха-ха! – раздалось в арьергарде. – Ха-ха-ха!
В одно мгновение маленький отряд всполошился. Рыцари наскоро снятые на время пути доспехи, воины бросились вперед, чтобы отразить первый удар, а пока стрелки занимали самые выгодные места, женщин поместили в арьергард под защиту оруженосцев.
Но прежде чем эти различные передвижения были исполнены, разбойники неприметно приблизились, скользя за кустами. Им удалось напасть внезапно, и с обеих сторон дороги, из-за всех скал, из всех кустов на путешественников посыпался град стрел.
Две или три лошади, слегка раненные, стали на дыбы; воины пришли в смятение, и женщины, которые еще не успели поместиться в арьергарде, подверглись этому дождю убийственных стрел. Одна из них попала бы даже в Алису, если бы Куси, не расстававшийся с нею, не прикрыл ее своим щитом.
– Галлон! – закричал он, приметив шута, который суетился среди этого беспорядка как в своей стихии. – Возьми мой щит и закрой им эту даму, пока не поместишь ее в безопасное место. Возьми также мое копье, оно мне не нужно против таких негодяев!
Схватив тяжелый топор, висевший на луке его седла, он замахал им над головой и поскакал в галоп, крича:
– Святой Михаил! Куси! Куси! Отбивай!
Тибо д’Овернь и граф Жюльен уже бросились на самое опасное место. Развернув своих воинов, которые отступили перед градом стрел, они устремились на разбойников, преграждавших им путь.
Грабители, хотя и были хорошо вооружены, не ожидали такого натиска тяжелой массы людей и лошадей и убежали, как стая испуганных птиц. Рыцари двигались неприступно и непреодолимо, но через двадцать шагов вдруг остановились. Железная цепь, протянутая с одной стороны дороги до другой, остановила их порыв.