С большим сожалением граф Эно согласился на то, чтобы Артуа, которое должно было отойти к нему вместе с остальными владениями Филиппа Эльзасского, стало приданым его дочери. Он обещал уступить ей город Аррас, то есть, собственно говоря, всё Артуа, а кроме того, города Сент-Омер и Эден[47]. В условиях соглашения предусматривалась дальнейшая судьба этих владений. Если бы Изабелла родила сына, приданое отошло бы к нему, но если бы этот наследник умер бездетным, Артуа должно было бы вернуться к Бодуэну де Эно. Таким образом, Бодуэн вытребовал гарантию того, что земля, уступленная его дочери, не будет включена в состав королевского домена немедленно. Однако при этом он все равно сильно сокрушался, видя, что богатая провинция уплывает из его рук.
Опасаясь, как бы его шурин не передумал, граф Фландрский поторопил события. Без промедления он увез с собой юную принцессу. Однако понадобились некоторые дополнительные переговоры, и молодому королю пришлось сидеть в одном из залов Амьена, в то время как советники дискутировали по поводу условий его женитьбы. В нетерпении он спрашивал себя, «когда же будет дано ему самому или иному королю Франции воссоздать королевство Французское таким, каким оно было во времена Карла Великого, — во всей его протяженности и могуществе»[48]. Вполне возможно, что подросток, уже весьма озабоченный хорошим исполнением своих королевских обязанностей, действительно произнес эти речи. Он показал бы тем самым, что усвоил данные ему уроки и, желая подражать славному примеру Карла Великого, не собирается ограничиваться только женитьбой на принцессе, в жилах которой текло больше каролингской крови, чем у кого бы то ни было во всей Европе. Сторонники этого союза спешили со свадьбой. Филипп Эльзасский доставил свою племянницу в крепость Бапом. Юный король прибыл туда и женился на Изабелле 29 апреля 1180 года. Это был день триумфа для графа Фландрского.
Его успех, который был также и успехом клана Капетингов, вызвал гневное раздражение у шампанцев. Угрозы с их стороны представлялись опасными. По обычаю следовало короновать королеву вскоре после свадьбы, но не было и речи о том, чтобы провести эту церемонию в Реймсском соборе, поскольку местный архиепископ доводился братом королеве Адели. Поэтому сначала королевское окружение остановило свой выбор на Сансе и объявило днем коронации 18 июня. Однако затем советники осознали опасность такого путешествия, ибо королевский кортеж легко мог стать объектом нападения со стороны графа Сансерского и его братьев. Между тем время поджимало. Разногласия между матерью и сыном не предвещали ничего хорошего. Ее отъезд со двора весной 1180 года совпал с началом решающих переговоров о предстоящем браке. Это еще более обострило ссору между Филиппом и его матерью. Поэтому в спешке было решено провести коронацию 29 мая в пределах знаменитого аббатства Сен-Дени, построенного Сугерием.
В этот день граф Фландрский снова держал королевский меч, тогда как архиепископу Сансскому выпала честь короновать совсем юную королеву, девочку, которой едва исполнилось 10 лет. Ее жених короновался сам вслед за ней. Повторная коронация не была чем-то необычным, но, как правило, ее совершали после смерти прежнего короля, который уже успел один раз короновать сына при своей жизни. Юный Филипп II его советники не стали дожидаться кончины Людовика VII. Они, несомненно, хотели похвалиться коронацией, которая была бы проведена без участия одного из столпов шампанской партии, королевского дяди, архиепископа Гийома Реймсского, и в то же время решительно пресекла бы любые новые споры. Ибо в противниках этого брака недостатка не было, и можно задаться вопросом: сумятица, возникшая в аббатстве в конце церемонии, была вызвана только радостным возбуждением народа, которого спешно созвали из пригородов и деревень, расположенных по соседству с Сен-Дени? Переполох разросся до такой степени, что один рыцарь из королевской охраны решил положить конец крикам и толчее. Давая знак толпе успокоиться, он широко взмахнул своим жезлом и случайно задел три лампады, освещавшие алтарь, возле которого стояли новобрачные. Это было печальным предзнаменованием грядущих событий, однако Ригор пишет, что в пролившемся масле следует видеть обещание славы и почета для короля Филиппа[49].
47
Границей служил «Новый ров», который Бодуэн де Лилль, граф Фландрии, приказал вырыть примерно в 1050 году от городка Арк до Ла-Бассе; следовательно, граница по реке Лис, указанная историком Картелльери (Cartellieri, 1.1, р. 49 и далее) в соответствии с документами германского происхождения, не может быть признана верной (G. De Laroiere, «La limite Flandre-Artois», Ann. Comite flamand, IV, 1859).