В Афинах имелись выборные политические должности, но в этот период влиятельные политики вовсе не обязательно были ими облечены. Некоторые люди, пользуясь своим красноречием, умели убеждать Народное Собрание в правильности предлагаемых ими мер, поэтому политическая власть зависела не от должностей, а от поддержки народного Собрания.[169] Люди, имевшие влияние на афинскую политику, назывались риторами (ораторами) или демагогами (предводителями народа), и поэтому реальная власть оказалась в руках небольшого числа красноречивых ораторов.[170]
При таком положении дел Демосфен стал не только самым непримиримым политическим противником Филиппа, но и ведущим греческим оратором.[171] Его портрет (рис. 12) был высечен после го смерти; мы видим Демосфена в расцвете сил и в созерцательном настроении.[172] Демосфен родился около 385 года в состоятельной семье, но когда ему было 7 лет, его отец умер, а опекуны, которым было доверено его состояние, растратили деньги.
Столкнувшись с финансовым крахом, около 364 года, когда ему было приблизительно 20 лет, он был вынужден вызвать опекунов суд.[173] Демосфен убедительно выиграл дело, и этот успех принес ему известность, которая позволила ему стать логографом — человеком, пишущим речи для обвинителей и обвиняемых за деньги. В какой-то момент он принял решение вступить на политическую арену. Свои первые речи перед Народным Собранием он произнес 350-х годах, и без большого успеха, но ситуация изменилась, когда он переключил свое внимание на Филиппа и его деяния.
Филипп, Афины и Амфиполь: дипломатия, обман и начало войны
Как мы видели, к концу 358 года Филипп обезопасил все границы Македонии, но у нее все еще было немало врагов. Афиняне номинально считались союзниками Филиппа, но их стремление расширить свое влияние на севере и вернуть себе Амфиполь не придавали этим узам особой прочности.[174] Халкидский Союз располагал мощной армией, насчитывавшей 10 тысяч пехотинцев и тысячу всадников. Кроме того, он заключил оборонительный союз с Грабом, царем иллирийского племени грабеев. К счастью для Филиппа, халкидяне и афиняне не поддерживали дружественных отношений. В 361 году афиняне основали клерухию (поселение на землях других племен, прежние жители которого изгонялись), которую они могли использовать в качестве базы для своего флота, в Потидее на перешейке Палленского полуострова (Кассандра), всего лишь в двух километрах от Олинфа. Они также захватили Торону на кончике среднего зубца Халкидики. Кроме того, имелся еще и Амфиполь, который хотели вернуть себе афиняне и который также располагался в неудобной близости от Олинфа.
Тем не менее действия Филиппа могли способствовать сближению Афин и Олинфа по принципу «враг моего врага мой друг». Царю были нужны деньги, чтобы выплачивать жалованье армии. Ранее он закрепил за собой богатые рудники Дамастия к северу и востоку от Лихнидского озера, нанеся поражение иллирийцам в 358 году. Прибыль, которую они приносили, также шла на пользу македонской экономике. Оценив эту пользу, Филипп теперь обратил взоры на рудники Кренид, имевшие важное значение для экономики халкидян. И, вероятно, именно тогда (если не раньше) Филипп решил, что афинянам не достанется Амфиполь, несмотря на предварительные договоренности.[175] Этот город контролировал путь на восток во враждебную Фракию и самую низшую точку переправы через Стримон (карта 3). Благодаря такому месторасположению он имел слишком большое значение для безопасности македонских границ, чтобы позволить захватить его афинянам. Кроме того, он лежал на пересечении нескольких крупных торговых путей, которые, в частности, вели к богатым кренидским рудникам; по воде отсюда открывалась дорога к бассейну Стримона и Дунаю. Решение Филиппа не отдавать Амфиполь, скорее всего, знаменует собой тот момент, когда он начал планировать широкомасштабное развитие македонской экономики.[176]
169
См. далее Ian Worthington, 'Rhetoric and Politics in Classical Greece: Rise of the Rhetores', в книге Ian Worthington (ed.), Blackwell Companion to Greek Rhetoric (Oxford: 2006), pp. 255–71; о политической риторике в целом см. S. Usher, 'Symbouleutic Oratory', в книге Worthington, Blackwell Companion, pp. 220–35.
170
Cp. Фукидид 2.65.8–9 о верховенстве Перикла в политических делах: «по названию это было правление народа, а на деле власть первого гражданина». Фукидид писал о V веке, но то же самое относится и к IV.
171
Об обоих этих аспектах см. статьи в книге Ian Worthington (ed.) Demosthenes: Statesman and Orator (London: 2000). Об ораторском искусстве Демосфена см. также S. Usher, Greek Oratory (Oxford: 1999), pp. 171–278 и о его политической карьере Sealey, Demosthenes and his Time, passim.
172
О скульптуре см. G. M. A. Richter, The Portraits of the Greeks (Ithaca, NY: 1984), pp. 108–13 с иллюстрациями.
173
Речи против Афоба и Онетора (№№ 27–31) дошли до нас в корпусе речей Демосфена, хотя существуют сомнения в их аутентичности.
174
См. далее J. Heskel, The North Aegean Wars, 371–60 BC (Stuttgart: 1997), P. E. Harding, 'Athenian Foreign Policy in the Fourth Century', Klio 77 (1995), pp. 105–25, и cp. E. Badian, The Ghost of Empire: Reflections on Athenian Foreign Policy in the Fourth Century', в книге W. Eder (ed.), Die athenische Demokratie im 4. Jahrhundert v. Chr. (Stuttgart: 1995), pp. 79–106.
175
Ellis, Philip II, pp. 64–5, T. T. B. Ryder, The Diplomatic Skills of Philip II, в книге I. Worthington (ed.), Ventures Into Greek History: Essays in Honour of N. G. L. Hammond (Oxford: 1994), pp. 256–7.
176
Об этом см. Hammond, Macedonia 2, pp. 657–71, idem, Macedonian State, pp. 177–87; cp. N. G. L. Hammond, 'Philip's Innovations in Macedonian Economy', SO 70 (1995), pp. 22–9.