Климент V сделал для Мариньи больше, чем для своих племянников, а это был для него немалый подвиг: ему разрешалось накапливать деньги, не учитывать возраст и место жительства членов своей семьи, иметь переносной алтарь, позволявший ему совершать мессу в любом месте, выбирать духовника, который мог освободить его от всех грехов, вплоть до отлучения от церкви за насилие над священнослужителями, заменять обеты паломничества благочестивыми делами, право вступать в женские монастыри с согласия короля, и, как высшая награда, награждение Золотой Розой в 1311 году, высшей наградой папства. В 1312 году Мариньи получил право назначать преемников своих братьев и Жана де Монса, если они оставят свои бенефиции в епархии Санс, а также назначать на все бенефиции церквей Экуи и Гамаша. Однако Мариньи, в отличие от Ногаре, не был сторонником крестового похода, который он считал старомодным, дорогостоящим и рискованным предприятием, и неоднократно выступал против него. Он делал то, что было необходимо с точки зрения преданности церкви, но не более того, и если у него были личные капелланы, такие как Берто де Монтегю и Жерве де Бус, то только потому, что среди духовенства был самый высокий процент грамотных людей. "Если можно с уверенностью сказать, что Филипп Красивый был в основе своей религиозен, — пишет Жан Фавье, — то этого нельзя сказать о его советнике. Мариньи создал множество фондов […], но все это, возможно, лишь проявление амбиций как основателя. […] Наличие часовни, переносного алтаря, капелланов, исповедника с чрезвычайными полномочиями, были, прежде всего, элементами почти княжеского достоинства".
Мариньи, "майордом" и "второй король"?
То, что Мариньи был важнейшей фигурой в королевском правительстве с 1310 и особенно с 1311 года, ни у кого не вызывает сомнений. Вопрос в том, в качестве исполнителя приказов короля или реального главы королевства? Первый слуга короны или король без короны? С 1310–1311 годов и далее Филипп Красивый все еще правил, или он просто следовал инициативам Мариньи?
Его современники, ненавидевшие камергера, предпочли вторую гипотезу, и ряд историков последовали за ними. Прежде всего, можно сказать одно, если отложить на время вопрос о короле, Мариньи — человек номер один в правительстве, особенно благодаря его роли в дипломатических и финансовых вопросах. У нас будет много возможностей увидеть его в действии, но давайте сразу приведем несколько иллюстраций. Его роль в дипломатии была решающей уже в 1308 году, когда мы видим его накануне встречи в Пуатье, решающим деликатные вопросы размещения кардиналов и людей короля. Он был там в качестве управляющего, но во время переговоров, по приказу короля, рассказал Клименту V о тайных планах, связанных с амбициями Карла Валуа в отношении Константинополя. В том же году он взял на себя инициативу и подписал письмо к Папе Римскому с просьбой об отлучении фламандцев, нарушивших Атисский договор. 25 января того же года он присутствовал на свадьбе Эдуарда и Изабеллы в Булони, а 24 февраля был в Лондоне на коронации. Король Англии высоко оценил его ум и заслуги и дошел до того, что попросил Филиппа Красивого предоставить ему своего ценного камергера для получения его совета в ряде вопросов. В письме Эдуарду, сообщающем об отправке важной делегации, состоящей из принцев и его камергера, король Франции заявил, что попросил последнего поговорить с ним о "некоторых вещах, которые сильно затрагивают нашу и вашу честь", вероятно, о деликатном вопросе Пирса Гавестона. Мариньи находился в Англии в августе-сентябре 1312 года, и когда Эдуард в 1313 году снова столкнулся со своими баронами и трудностями в аквитанской Гиени, он попросил Филиппа прислать своего брата Людовика д'Эврё и камергера Мариньи, которому он дал ренту в 1000 турских ливров; кроме того, он попросил Мариньи предупредить его о точном предмете проблемы, не сообщая об этом французскому королю. Чтобы вернуть 15.000 ливров, которые Мариньи одолжил ему в мае 1313 года, Эдуард назначил ему доходы от налогов на шерсть, шкуры и овчины в порту Лондона. Мариньи был также очень активен в переговорах с фламандскими городами, где он без колебаний предлагал свои добрые услуги. В отношениях с Папой он активно способствовал снижению напряженности, вызванной настойчивым требованием Ногаре посмертно осудить Бонифация: во многом благодаря его вмешательству этот вопрос был решен в апреле 1311 года. Летом 1310 года он был в Авиньоне, где объяснил Папе, что король действовал в этом вопросе совершенно добросовестно, что он начал разбирательство только потому, что получил сообщения о фактах, указывающих на то, что Бонифаций — еретик, и что он сделал это из рвения к защите истинной веры.