"Пусть все золотые монеты, кроме денье в агнельдора, будут обращены в этот денье по той цене, которая будет угодна нашему господину королю и его благородному совету. И, сделав это, в королевстве воцарился бы добрый мир, в котором было бы только две монеты, а именно: золотой денье и черные монеты, в которые конвертировались бы все остальные. И тогда народ будет богат, а если народ богат, то и государь богат".
Дальнейшие консультации в августе и ноябре 1314 года не дали никаких результатов. В 1313 году было приказано принудительно изъять десятую часть драгоценной посуды жителей сенешальства Нима, а в 1314 году буржуа, опрошенные Мариньи, предложили конфисковать четверть драгоценной посуды всех частных лиц. Но, как пишет Жан Фавье, "после стольких поборов у кого она еще осталась?" Ответ на этот вопрос мог быть только один ― у Церкви. Церковь накопила десятки тонн золотых и серебряных священных блюд, дароносиц, реликвариев, потиров, кивориев, подсвечников, посохов и крестов, хранившихся в сокровищницах соборов. Но никто в то время не заявил, что необходимо изъять эти предметы. Средневековый менталитет еще не был готов к конфискации священного имущества. Собрание нотаблей в ноябре 1314 года призвало к изготовлению турских грошей и белой монеты, но не указало, где можно найти серебро для этого.
Нехватка наличности не способствовала сбору налогов, который встречал все более сильное сопротивление, вплоть до того, что правительство вынуждено было отступить. Так, в 1313 году, когда король хотел повысить ренту с вассалов, предусмотренную обычаем по поводу посвящения в рыцари его старшего сына, бароны возразили, что только прямые вассалы облагаются этим исключительным налогом. Сбор не принес и трети того, что ожидалось.
В том же году, когда новые трения с Фландрией заставили короля созвать армию, и он хотел собрать финансовую помощь на военную службу, протесты усилились. Города ссылались на различные предлоги для освобождения их от новых поборов. Когда в августе стало известно, что война не состоится, правительство, к всеобщему удивлению, объявило, что уже собранные суммы будут возвращены.
Начало ли правительство опасаться последствий взимания непопулярных налогов? Можно даже задаться вопросом, какова была последовательность событий: налогоплательщики получили возмещение, потому что дипломатии удалось избежать войны, или войны удалось избежать, потому что сопротивление налогообложению парализовало сбор налога? Если это так, то это означает, что Филипп Красивый в конце царствования был вынужден изменить свою политику из-за бюджетных ограничений. Мы ведем переговоры, потому что не можем позволить себе вести войну. В любом случае, денежные и фискальные проблемы были причиной растущей нервозности населения в 1313–1314 годах, о чем сообщает продолжатель Гийома де Нанжи: "Эти изменения вскоре вызвали громкий ропот горожан, потому что они были источником больших потерь и убытков для них, особенно для купцов, которые были обмануты относительно этих монет в нескольких местах, и особенно под Парижем, хитростью людей, отвечавших за исполнение постановления".
Поиск денег становился все более трудным для королевской казны. Все старые рецепты были исчерпаны. Не было больше евреев, не было больше ломбардцев, не было больше тамплиеров, принудительные займы больше не поступали, монетные манипуляции стали все более трудновыполнимыми и ухудшали ситуацию больше, чем улучшали, итальянские банки все более неохотно давали кредиты, особенно после смерти Бише и Муше, а доходы с земельных владений, как известно, были недостаточны для нужд растущего государства с администрацией, состоящей из все большего числа людей. Феодальная монархия, переживающая кризис, двигалась в тупик, поскольку возникающая новая монархия, монархия легистов, требовала гораздо более высоких доходов. Феодальная монархия, по сути, была основана на обычных услугах и прямом натуральном обмене, от человека к человеку. Новой монархии требовалась денежная экономика, и ей нужны были большие налоговые поступления, чтобы брать под контроль все более крупные сферы жизни страны. Для того чтобы расширить полномочия короля, как того хотели легисты, необходимо было иметь средства для содержания государственных чиновников, как гражданских, так и военных. У Филиппа Красивого не было таких средств, и он должен был скорректировать свою политику.