В этих конфликтах королева Изабелла уже играла необычную роль для молодой государыни 22 лет. Умная, энергичная и авторитарная, она была известна как "Французская волчица" и была больше, чем посредником между своим отцом и мужем. В январе, когда возникли новые трудности в связи с обращением гасконцев к парламенту в Париже, Эдуард решил прибегнуть к личной дипломатии. Зная о привязанности Филиппа Красивого к своей дочери и ее дипломатических способностях, он отправил ее во Францию, чтобы она представила парламенту ряд петиций. Изабелла приплыла 28 февраля в Дувр во главе большой делегации, включая Генри де Бомона, графа Глостера. Для перевозки свиты королевы и ее гардероба потребовалось не менее 26 кораблей и 13 барж. По пути она остановилась 3 марта в Булони, чтобы сделать подношение в соборе, где она венчалась в 1308 году. Изабелла прибыла в Париж 16 марта 1314 года. Как раз вовремя, чтобы стать свидетелем казни Жака де Моле и Жоффруа де Шарне. Или, возможно, она приехала на несколько дней позже, поскольку неизвестно, произошло ли сожжение 11 или 18 марта. Продолжатель Гийома де Нанжи помещает его на понедельник после дня святого Григория, то есть 18 числа, тогда как Бернар Гуи помещает его на понедельник перед днем святого Григория, то есть 11 числа.
Конец Жака де Моле
Но точная дата казни не имеет большого значения. Это был трагический и хорошо известный эпилог дела тамплиеров. Во время упразднения ордена на Вьеннском соборе Папа фактически оставил за собой решение о судьбе главных сановников ордена, которых было всего четверо: Жак де Моле, Гуго де Пейро, Жоффруа де Гонневиль и Жоффруа де Шарне. Собор закончился уже два года назад, а они все еще находились в тюрьме. Пришло время положить этому конец. В конце декабря 1313 года Папа назначил трех кардиналов, Николя де Фреовиля, Арно д'О и Арно Нувеля, собрать в Париже прелатов и теологов в присутствии архиепископа Санса, который должен был огласить приговор заключенным ― видимо пожизненное заключение. Кардиналы прибыли в Париж в начале марта 1314 года. 11 (или 18) числа состоялось торжественное заседание на площади перед Нотр-Дам. Продолжатель Гийома де Нанжи описывает эту сцену следующим образом:
"Великий магистр ордена тамплиеров и три других тамплиера […] все четверо открыто и публично признались в преступлениях, в которых их обвиняли, в присутствии архиепископа Санса и некоторых других прелатов и сведущих в каноническом и божественном праве людей, собранных специально для этого дела по приказу Папы, епископа Альбано и двух других кардиналов, и которым было передано мнение собора. Поскольку они упорствовали в своих заблуждениях и, казалось, хотели упорствовать в них до конца, после зрелого обсуждения, по совету упомянутого собора, упомянутое собрание осудило их, на следующий день после праздника святого Григория, на площади Нотр-Дам на вечное заточение".
И тут произошло непредвиденное: в то время как Жоффруа де Гонневиль и Гуго де Пейро молчали, тем самым косвенно подтверждая свои признания и принимая приговор, Жак де Моле и Жоффруа де Шарне попросили слова: "И вот, когда кардиналы думали, что окончательно завершили это дело, вдруг двое из тамплиеров, а именно великий магистр ордена и приор Нормандии, стали упорно защищаться против выступавшего тогда кардинала и против архиепископа Санса и без всякого уважения снова начали отрицать все, в чем они признались ранее, что вызвало большое удивление у многих людей".
Это застало всех врасплох. Никто этого не предвидел. Историки до сих пор гадают, что могло заставить этих двух людей совершить такой поступок, который, как они знали, безвозвратно обрекает их на смерть как рецидивистов. Большинство считает, что Моле внезапно осознал степень своей вины: его молчание было причиной осуждения ордена, и, провозгласив правду, он надеялся искупить свою вину своей жертвой. Не говоря уже о том, что в семьдесят лет перспектива гнить до конца жизни в королевской тюрьме могла показаться хуже, чем костер. Конец все равно был близок а огонь сократит ожидание.
Застигнутые врасплох, кардиналы отложили принятие решения до следующего дня и передали пленников в руки прево Парижа. Филипп Красивый, находившийся в двух шагах от него во Дворце Сите, был немедленно проинформирован, срочно созвал нескольких советников и решил сразу же покончить с этим. Он не хотел рисковать новым поворотом в этом деле, которое тянулся уже десять лет. Он приказал немедленно привести приговор в исполнение: на острове посреди Сены, на южной стороне Иль-де-ла-Сите, на месте нынешних набережной Орфевр и площади Дофин, был спешно сооружен двойной костер. Там поздним вечером 11 (или 18) марта были заживо сожжены Жак де Моле и Жоффруа де Шарне, причем по их просьбе их лица были повернуты на восток. Сцена живописна и располагает к романтическим полетам фантазии о сумеречном средневековье из иллюминированых рукописей. Продолжатель Гийома де Нанжи более объективен: "Кардиналы передали их в руки прево Парижа, чтобы он стерег их до более подробного обсуждения на следующий день. Но как только эта новость достигла ушей короля, который в то время находился в своем дворце, он, посоветовавшись со своими людьми и не призывая клириков, благоразумно приказал сжечь их во время вечерни в тот же день на маленьком островке посреди Сены, расположенном между королевскими садами и церковью братьев-отшельников Святого Августина. Они взошли на костер с такой силой воли и решимостью, что вызвали восхищение и удивление у всех, кто их видел, своим презрением к смерти и уверенностью в своей невиновности".