– Ты не забыл свой Always, Libresse или чем ты там еще пользуешься?
– Чему обязан этим твоим сарказмом? – вопросил барон, чьи чистые уши сияли всеми цветами радуги.
– Ты проводишь в душе столько времени, сколько под силу только женщине.
– Не все же в мире моются раз в две недели как ты.
– У всех свои слабости, – попытался было высказать ему Филипп в свое оправдание, но, когда он только вошел в ванную, он крикнул. – Ты когда-нибудь научишься вытирать за собой зеркало?! – Так как, не смотря на все свои усилия, не смог увидеть в нем свое отражение. Это было последней каплей, Филипп понял, что день безнадежно испорчен. И с мыслью о том, что профессор переживет его немытую голову, побрился, переоделся в свежую рубашку и смокинг. И только, когда он уже завел машину и тронулся в путь, он вспомнил, что забыл завязать себе бабочку. Ощущая себя частью мирового несовершенства, Филипп выехал на Садовое Кольцо и полетел в направлении Кутузовского Проспекта.
Reagley Pub, известный не только отличным пивом, но и отличными сочными стэйками, способными утешить любую душу в любой беде, был не столько Pub в классическом смысле сколько небольшой ресторан, с неприлично высокими ценами. Но, не смотря на это, в обеденный час он всегда был набит битком. Войдя в него, Филипп не увидел ни профессора, ни свободного столика. Подскочившая девушка в ирландском народном костюме, и украшенном трилистниками красном галстуке спросила его:
– Чем могу служить?
– Я ищу Господина Вереславского. Он еще не подошел?
– Он забронировал столик там за колонной. Вы его гость?
– В некотором смысле.
– Тогда пойдемте. Я вас провожу.
Усадив Филиппа за стол, и поняв, что до прихода профессора, он ничего не собирается заказывать, она оставила его в покое. Через десять минут, за которые он успел выкурить две сигареты и уже собраться уходить, Филипп увидел знакомую фигуру. Профессор был высок, носил узкие очки в золотой оправе, и бороду á la Imperial, которую еще называют goatee или Mephisto. Они не были близко знакомы. Пару раз пожали друг другу руку на благотворительных аукционах, в оргкомитет, которых входила Настя, не упускавшая из виду те места, где обычно водятся богатые женихи, нужные люди и легкие деньги. Ведь заниматься благотворительностью в Москве выгодно не только в духовном отношении. Настя, будучи девушкой больше материальной, чем сотканной из вздохов добрых фей, всегда была в гуще добрых дел, где крутились большие деньги. И ее любовь к ближнему была не только не бескорыстной, но и воинственной, что делало ее путь в кресла всевозможных фондов и собраний прямым, а ее положение в них надежным.
Когда профессор приблизился, Филипп встал, чтобы поздороваться.
– Очень рад вас видеть, молодой человек, – приветствовал его профессор.
– И я очень рад, – выпалил Филипп, да так браво, как под силу только юному новобранцу полному желания Служить Отечеству.
– Садитесь, – предложил ему профессор, когда сел сам.
– Спасибо, – Филипп был сама благодарность.
– Вы ведь как это говориться: один из осколков нашей доблестной аристократии? – поинтересовался любезно профессор.
– Да. Род наш не знаменит, но древен и благороден.
– И что за род? Извините, я забыл.
– Князья Навродские.
– Навродские?
– Да!
Тут подскочила девушка, уже другая, но в той же униформе. И профессор сделал щедрый заказ. Филипп, прикинув сколько у него с собой, был скромнее.
– А скажите, молодой человек. Я интересуюсь как профессионал. Не было ли в вашей семье каких-либо интересных психиатрических патологий? Я пишу книгу о истории психиатрии в России.
– Нет, слава Богу, все были здоровы.
– Дело в том, что люди, одаренные от природы благородством крови и души, часто подвержены, если уж не психическим расстройствам, то чудачествам.
– Очень может быть, – Филипп чуть не поперхнулся, под пристальным взглядом профессора.
– Я могу привести примеры. Борхес жил в страхе перед своей матерью. Джойс боялся грозы. Фрейд был в ужасе при виде железнодорожных платформ. Философ Виттгенштейн фанатично обожал ковбойские фильмы. А писатель Джек Керуак хранил подписку National Review у себя в кровати, ее нашли там, когда он умер.
– Бедные ребята.
– Что делать? Такова жизнь.
– А в чем вы думаете причина?
– Мне кажется, что тут некие тайные forze in gioco6. Благородство не в чести на грешной земле- конфликт неизбежен.
– Это грустно осознавать.
– Но мир не без добрых людей, – воскликнул профессор, откинувшись на спинку стула.
– Вы имеете в виду людей в погонах? – воодушевился Филипп.
– Нет, милейший, я имею в виду врачей. Что могут сделать внешние сдерживающие силы перед лицом души, потерявшей контроль над собой. Изменить ее отношение к себе и миру может только опытный врач.