В шесть трудно побрился (нелепой современной бритвой «Спутник»), тщательно умылся (два раза подлив из ведра воду в умывальник) и, нагрев на плите утюг, прогладил гимнастерку (предварительно сняв награды. За что же владелец тела их получил? Ясно, что в каком-то иностранном походе. Может он принимал участие в штурме дворца Амина? Нет, это, вроде, в Афгане было, а год не помню, но позже…
Сварганив яичницу и подогрев чайник я перекусил, надел форму и неспешно пошел в психушку. Часы показывали половину восьмого.
Было по сибирским понятиям почти тепло — чуть больше минус десяти. По заснеженным улицам люди шли на работу. В пальто и в меховых куртках. Многие — в валенках. Ну а я — в сапогах, которые скользили безбожно. Хорошо, что мои ноги не скрючены еще ревматизмом, суставы гибкие и ничего не напоминает ревматоидный артрит, коим мучался последние годы жизни. Так что прокатываюсь на скользких местах, как на коньках и ничуть не переживаю. Хорошо быть молодым!
Вышел на набережной, рассмотрел Памятник Александру III заменен бетонной иглой, но пьедестал с барельефами в наличии. Время еще есть. Мне надо налево и по набережной, вдоль совсем не замершей текучей Ангары до факультетских клиник. Не до психушки, которая, говорят, находится в старой тюрьме. И я разглядываю памятник, благо зрение опять великолепное и не нужны очки плюс шесть!
На северной части монумента изображён Ермак Тимофеевич, личность, сделавшая большой вклад в присоединение Сибири к российскому государству.
На грани, обращённой к югу, изображён Михаил Михайлович Сперанский, бывший с 1819 по 1821 год генерал-губернатором Восточной Сибири и проведший успешные реформы региона.
На западной грани, обращённой к Ангаре, изображён генерал-губернатор Восточной Сибири граф Николай Николаевич Муравьёв-Амурский.
На восточной стороне находится герб Российской империи — двуглавый орёл, в лапах которого свиток, царский рескрипт, данный на имя наследника, цесаревича Николая Александровича:
Ваше Императорское Высочество, прибыв, после дальнего плавания, в пределы земли Русской, Вы, согласно повелению Моему, положили во Владивостоке в 19-й день мая 1891 года начало сооружения предначертанного Мною сплошного Сибирского железнодорожного пути. Ныне, назначая Вас Председателем комитета Сибирской железной дороги, я поручаю Вам привести это дело мира и просветительной задачи России на Востоке к концу. Да поможет Всевышний осуществить предприятие, столь близко принимаемое Мною к сердцу, совместно с теми предположениями, которые должны способствовать заселению и промышленному развитию Сибири. Твердо верю, что Вы оправдаете надежды Мои и дорогой России. Искренне от всей души любящий Вас Александр.
На углах постамента гербы Сибири, Иркутской и Енисейской губерний и Якутской области. Справа от двуглавого орла — герб Иркутска: бабр с соболем в зубах.
Ну совсем коммуняги историей не дорожат. А я, вроде, помню этот памятник во всей гордой красе. И вроде как помню еще памятник Саше Вампилову, который по всем прикидкам еще жив и не знаменит. Наслаиваются воспоминания, путаются. Одна надежда на опального профессора.
В предбанник клиник местного мединститута я зашел ровно в восемь утра. И, естественно, вахтерша с большевистской выправкой опытной комиссарши и бутербродом в старой кобуре меня не пропустила.
— Не положено!
— Профессор Сумбаев должен был пропуск заказать.
— Профессор тебе ничего не должен. Не положено.
О, память о старых вешалках, занявших столь важную должность вахтеров с правом «не пущать», как много вас — дармоедов на этой земле!
— Ты оборзела, сука старая, — воскликнул я, распахивая шинель. — Героя не пущать! Героя, раненного! Да я тебя в порошок! Я — контуженный и мне ничего не будет…
[1] Единым хозяином этой системы должен был стать Наркомат обороны. Он имел возможность предоставлять существенную помощь военторгу. Однако, несмотря на такую очевидную необходимость, работники Наркомторга не соглашались передавать военторг в подчинение другому ведомству, которое, в свою очередь, тоже не горело желанием взять организацию военторгов под свою ответственность.
Глава 9
Профессор оказался на месте. Он усадил меня в кресло и попросил максимально расслабиться. А потом вступил в диалог с моими сознаниями. Я прекрасно все понимал и слышал, но, как в полусне, безвольно наблюдал за гипнотическим таинством.
По непонятной ассоциации вспомнил, что так и не успел вдосталь воспользоваться израильским изобретением MyEye 2 для плохо видящих. А я после восьмидесяти видел лишь одним глазом и то не четко. Читал с очками +7 при очень ярком свете. Благо, читалка-ридер (PocketBook Reader) имела подсветку и шрифт можно было увеличивать произвольно. А вот на солнце зрение почти отказывало, как во время куриной слепоты в детстве…