Голова не болела, мысли были вялые. Дежурный врач спросил о самочувствии и ушел. Его сменила медсестра, которая добавила в капельницу снотворное. Ну я так подумал, потому как проспал до следующего утра.
А утро началось с визитов. Профессор порадовал меня и спутников тем, что операции прошла успешно.
— Покой, только покой. Это ключ к выздоровлению. Никаких резких движений! Завтра переведем вас в обычную палату.
Потом появился комитетчик. Тот же самый — куратор. Я закинул пробную фразу про амнезию.
— Простите, но я вас не узнаю. У меня после ранения что-то с памятью. Тут -помню, тут — не помню. Простите!
— Выздоравливайте, — сухо сказал мужик в форме гражданской авиации и удалился.
А я вновь попытался найти в себе чужеродные сознания. Боксер и Ветеринар вместе со своими знаниями, как в омут канули! Это было обидно, но в тоже время замечательно. У меня, умершего спустя пятьдесят четыре года, было новое тело и никаких конкурентов на него. И при этом мне нынче всего двадцать три года, а в голове знания восьмидесятилетнего старца, который умрет в будущем. А может и не умрет, ведь я теперь внимательней буду заботиться о своем здоровье…
Хотя, кто знает какой запас прочности именно у этого тела. Может ему суждено откинуться в сорок лет. Или напротив — дотянуть до стольника. В общем, впереди сплошные загадки!
Да и знаний у меня окромя Ветеринара с Боксером достаточно. Даже в языках. Нахватался за восемьдесят годков…
И тут мне удалось проверить прочность этих знаний, так как в палату зарулил гражданин в халате с рукой на весу в гипсе и обратился ко мне на английском:
— Excuse me, I’m looking for a senior medical worker? (Извините, я ищу старшего медицинского работника).
И я чисто механически приготовил ответ, который никак не мог прозвучат от Боксера:
— There is a resuscitation here, you were mistaken. Look for another place. (Здесь реанимация, вы ошиблись. Ищите другое место). — Но вовремя сообразил и, искажая речь, добавляя акцент, сказал: — Bad to know the English.Do not understand. (Плохо знать английский. Не понимаю).
Я исходил из того, что по-любому Боксер в своих заграничных командировках сталкивался с международным языком общения. И должен был выучить десяток фраз. А еще из того, что КГБ обязательно проверить мою, предполагаемую, амнезию. Так что быть параноиком полезно для жизни!
А жизнь, если правильно себя поведу, возможна долгая и по своему счастливая. А что для меня счастье? Если не философствовать, то все прошлую жизнь я был счастлив лишь тогда, когда ни от кого и не от чего не зависел. Свобода — вот высшее счастье!
Все остальное, включая благополучие финансовое и социальное всего лишь составляющие истинного счастья. Не от этого ли счастливы бомжи (порой непьющие) и не хотят менять образ быта.
Бомжи на улицах Парижа уже будто стали частью его культуры — так кажется со стороны. Еще их принято называть клошарами — мол, миленькие такие бездомные творческие люди, выбравшие свободу. С другой стороны, встретив такого персонажа по дороге, вам вряд ли захочется с ним обсудить Гюго с де Мопассаном и дать денег на мольберт с красками. Я и без знаний Ветеринара бывал в Париже (еще до того, как город заполонили черные!) и видел под мостом и у его окрестностей целый городок этих бомжей. Жизнь там кипит, в какой час ты бы ни подходил. То варят что-то в котелке, то на плите в грузовичке, то белье сушат, то на матрасах играют в карты, то просто сидят обсуждают дела. Шарма придают (придавали в то время) граффити в хиппи-стиле вроде «Давайте полюбим мир вокруг нас».
Конечно, русский бомж существо иного порядка. Но суть одна: поиск иллюзии свободы.
Но я то мечтаю (и мечтал) о свободе истинной. Чтоб и работа — в радость, и свободное время — как Хочу, а не как Надо. Да, впрочем, я так и жил в России и так же жил в Израиле.
[1]Ординатура не предполагает получение учёной степени, её цель — подготовка врачей -специалистов.
Глава 41
