И пусть кружка в итоге получилась немного кособокой, пить чай из нее всегда было гораздо вкуснее, чем из какой-либо другой посуды. Вдобавок Инна Карловна прочла в каком-то дизайнерском блоге, что сейчас в моде неидеальные вещи, с шероховатостями и мелкими творческими огрехами.
Попивая пряный чай из кружки, Инна Карловна любила смотреть на сквер, раскинувшийся под окном ее маленькой кухоньки. В такие моменты она почти забывала о разного рода глупостях вроде болезней, несправедливости в мире и личного одиночества и просто наслаждалась моментом.
Начиная с обеда, если мысли Инны Карловны, конечно, не вращались вокруг школьных дел, она мечтала о том, как выйдет вечерком в сквер на пробежку, к любимым рослым лиственницам и вальяжно раскинувшимся прелестницам-липам.
Пробежкой назвать этот вечерний моцион в небольшом парке возле футбольного стадиона, конечно, можно было с натяжкой. Скорее ходьбой. Иногда шла быстрее, иногда медленнее: все зависело от того, как она себя чувствовала. Но веселые крики разгоряченных юнцов и свистки тренера с футбольного поля ее всегда подбадривали и вдохновляли. И если пышущие здоровьем ребята даже и не думали о каком-то там телесном конце, Инна Карловна уже понимала, что он неизбежен, и старалась убежать от него настолько, насколько это возможно. Сгибая руки в локтях и уворачиваясь от гуляющих прохожих, она летела по дорожке вперед.
Вот уже несколько лет Инна Карловна вела ожесточенную схватку с ревматоидным артритом. Доктор прописал ей безмолочную диету, обезболивающие препараты и постоянную физическую активность. Пять дней в неделю она ежевечерне выходила вытаптывать подошвами своих кроссовок совсем небольшой периметр сквера. Остальные два вечера в неделе Инна Карловна посвящала психотерапии.
– За проезд уплачиваем. – От своих мыслей Инна Карловна очнулась уже в трамвае. До школы оставалось четыре остановки.
Она приложила проездную карточку к валидатору. 26-е число…
«Эх. – Инна Карловна зажмурилась от слепящих лучей, брызнувших в глаза на резком повороте. – Сегодня без пробежки, но зато поболтаем с Дашей».
Уж очень ей нравилась Дарья Игоревна. Еще совсем молодая, а уже какой толковый специалист! И главное, добрая. Хоть на какую тему говори, и даже поплакать можно, без стеснений и неловкости. С коллегами, а тем более с сыном и внуком Инна Карловна не позволяла себе раскисать, а мужа у нее никогда не было.
От своей подруги Галины Степановны, работницы МФЦ, у которой было миллион знакомых и которая с легкостью могла все про всех рассказать, Инна Карловна узнала, что, оказывается, это Дарья Игоревна подобрала их учительницу по русскому и литературе, страдающую деменцией. Алиса Федоровна прожила у нее несколько лет до помещения в психоневрологический интернат. Однако Инна Карловна совсем не хотела поднимать эту тему на сеансах. Во-первых, это было не ее дело, а во-вторых, ей казалось в высшей степени недостойным ковыряться в чужих ранах. В конце концов, время сеанса – для работы с ее собственными чувствами, а не с чувствами психолога.
Сойдя на остановке, Инна Карловна скорее перешла дорогу, привычно выцепила взглядом круглый домик в частоколе рощицы Филькиной кручи, жавшейся к маленькой школе, и, выкинув все ненужные мысли из головы, нырнула в школьные ворота. Вокруг сороками трещали дети всех возрастов, яркими пятнами скакали рюкзаки и мешки для сменной обуви. На перекрестке утробно гудели моторы стоящих в пробке автомобилей. В небе, словно выстиранные в белизне, проплывали нарядные кружевные облака.
«А все же хорошо, что у Даши офис в центре города!» – думала уже вечером Инна Карловна, поднимаясь по лестнице на шестнадцатый этаж. Лифт не работал.
Уф. Она остановилась. Только десятый! Сердце гулко булькало в области левой груди, в висках бешено пульсировало, дыхание сбилось.
Инна Карловна подошла к подоконнику и облокотилась на него. Из окна открывался чудесный вид на набережную. День догорал в малиновых всполохах в окнах высоток. Золотистый бисер огоньков моста соединял два берега вечерней антрацитовой реки. Машинки, словно жуки с горящими глазами, ползли по дорогам. На фоне сиреневого неба, подернутого длинными полосами темно-серых облаков, медленно прокручивалось огромное металлическое колесо с покачивающимися кабинками.
Оперный театр светился восьмиколонным портиком, поднятым рядами ступеней. Здание венчал красивый фронтон с подсвеченными аллегорическими скульптурами. Все это выглядело настолько величественно и торжественно, что Инна Карловна вполне могла бы поверить, что находится где-нибудь во Франции. И стоит только открыть окно, как из него польются звуки аккордеона и бурлящая, как ручеек, французская речь.