Она одернула тюль с вышитыми гладью цветочками. Снаружи действительно было приятно. Деревья уже подернулись светло-зеленой дымкой, небо нарядилось в платье особенного нежного василькового цвета, солнце взбодрилось после сонной зимы и сияло с небывалой неистовостью. Выметенные в субботник дорожки аллей радовали блеском и строгостью, только вот от девственно пустых скамеек на душе отчего-то скребло.
Инна Карловна резко отпустила занавеску и нажала кнопку чайника – полезный шиповник сам себя не заварит.
Два дня она вливала в себя бледно-бурый отвар и бубнеж из телевизора. Обнаруженных сверхновых вирусов не было, зато были санкции, забастовки и вооруженные нападения. А еще постоянно звонили из школы, заходили сын и внук, оживились соседи, которым всем разом вдруг от нее что-то понадобилось.
Инна Карловна подписывала бумажки, отвечала на вопросы, слушала душеизлияния страждущих – внешний мир не давал ей ни малейшего шанса на уединение.
И все бы ничего, Инне Карловне даже нравилось бегать по квартире, разговаривать по телефону, решать дела и краем уха слушать программы про здоровье, но ее то и дело тянуло подойти к кухонному окну. В одной руке она держала свою французскую кружку с горячим питьем, в другой – шоколадный эклер из очередной коробки, которыми был забит холодильник.
Вид за окном не менялся, и от этого Инна Карловна еще острее ощущала, как что-то менялось в ней самой. И только Дарья Игоревна смогла бы вытащить ее из этого состояния. Задать такой вопрос, что она бы вмиг поняла, почему больше всего на свете ее сейчас интересует пустая скамейка деда Армена. А может, это просто так действует смертельный вирус и перед смертью к ней в голову лезет не благостная мысль, а самая банальная чушь?
Устав под конец второго дня от внешнего шума и роя мыслей в голове, Инна Карловна выпроводила из дома родственников, заткнула телевизор кнопкой пульта и села на диван в абсолютной тишине. Обвела взглядом скромную комнатку, поправила задравшийся край простыни и тихонько легла, отвернувшись к стене. На подушку полились крупные горячие слезы. Застыдившись своей слабости, Инна Карловна вскочила и снова села на диване. Быстрыми болючими хлопками она стала смахивать бегущие по щекам ручьи, но, не в силах справиться с чувствами, безвольно свесила руки и зарыдала во весь голос.
Утробный рев внезапно перерезала трель дверного звонка.
– Пропадите вы все! – сквозь зубы прошипела Инна Карловна. – Хрен открою вам!
Звонок не унимался. Инна Карловна сидела неподвижно и смотрела в темный коридор. По двери стали громко стучать. Бамс, бамс, бамс!
– Не выбьют и уйдут с миром, правда же? – промямлила сама себе Инна Карловна, шмыгая носом.
– Инна Карловна, э-эй, ты там, а-а? – вдруг между грохотом от ударов она услышала голос деда Армена.
– Черт! – соскочила с дивана Инна Карловна.
Она порскнула в прихожую, включила свет, поднесла руку к поворотной ручке замка и замерла.
В дверь продолжали тарабанить.
– Черт! Черт! Черт! – шептала Инна Карловна, но увидев строгие образы в красном углу кухни, тут же перекрестилась: – Прости, Господи, дуру грешную!
– Инна Карловна, открой, это Армен! Как ты там?
Инна Карловна схватила висевший на крючке шарф и, как сумела, вытерла слезы и сопли. Сделав глубокий вдох и надев серьезное лицо, она повернула ручку и распахнула дверь.
– Перестаньте дебоширить… – строго начала Инна Карловна, но тут же зажмурилась. В закутке, который она делила с соседями, горела яркая лампочка, и в этом столбе света, словно ангел, стоял дед Армен в черном плаще и кепи. Очки деловито болтались на цепочке посреди груди.
– А, ну слава богу, я уж думал, померла! – сказал дед Армен, поднося очки к глазам, будто хотел соединить желаемую картинку в голове с действительной.
Инна Карловна вспыхнула от возмущения.
– Что вы такое говорите? Меня не было всего два дня!
– Извини, да, вчера не стал заходить, не хотел беспокоить. Подошел, слышу – телевизор работает, значит, все в порядке. Ну… я тогда лампочку вкрутил. Тут… и там…
Инна Карловна глянула за плечо деда Армена – на лестничной клетке тоже горел яркий свет.
– Негоже, когда такие красавицы по темноте ходят. Ушибиться можно!
– А-а? – Инна Карловна вскинула брови, смотря на кряжистого низкого деда Армена.
– А стремянку внизу оставил. Надеюсь, гаденыши малолетние не стащат…
– А… а сегодня…
– А сегодня вот! – Дед Армен зашуршал белым матовым пакетом. На его широченной ладони вдруг оказались два ярко-желтых лимона. – Je t’ai apporté des citrons[4].