За дверью послышались мужские голоса. Раздалась очередь гулких ударов.
Старик схватил ухват, стоявший у печи, и пошел к выходу.
– Эй, хозяин, отворяй! – за дверью раздался грубый бас, а следом снова затарабанили.
– Уходите! – крикнул в ответ Филимон. – У меня ничего нет.
– Это мы посмотрим! – за дверью загоготали. – Отворяй, не то палить начнем, Филька!
Филимон сглотнул. Только деревенские его так называли, а значит, кому-то нужна его помощь. Скрепя сердце он подчинился.
В избу ввалились два мужика. Один высокий и широкий, как гора, в длинном черном бушлате с двумя рядами золоченых пуговиц, военной фуражке и высоких кирзовых сапогах; другой такой же высокий, но щуплый, в тоненьком полушубке, репсовых шароварах и суконном шлеме с красной звездой. Снег припорошил их макушки и плечи. Мужики казались растрепанными, будто откуда-то бежали.
– Ты Филька? – из-под заиндевелой рыжей бороды загремел басом человек-гора. Его широкий нос напоминал красную картофелину. На переносице белел полумесяцем шрам.
– Ну я, – ответил Филимон, – чего надо?
– Да ты не гоношись, дед, мы за помощью твоей, – продолжил верзила. – Говорят про тебя в деревне всякое… маг… знахарь… Да мы-то знаем, что это все пустое, да, Лексей Игнатьич? – Рыжий подмигнул щуплому, но тот никак не отреагировал. – Не верю я в эту чепуху, дед, но схорониться бы нам от белых. Обогрей путников, Филька, а? Накорми, напои, а утром мы уйдем.
Филимон смотрел на гостей во все глаза.
– Будьте добры, – пролепетал щуплый высоким голосом. Он был совсем еще зелен. Глаза – два светлых, почти прозрачных озера. – Нам действительно нужно переночевать где-то. Кругом лес.
Отодвигая в сторону направленный на него ухват, громила прошел в горницу. Его спутник последовал за ним. Оба уселись за стол.
– До утра вам нельзя тут… – Старик замотал головой. – Это опасно для вас.
– С этим… – Бородатый верзила откинул полу бушлата, обнажая черный ствол нагана. – Нам с товарищем Котковым ничего не страшно. Верно, Лексей Игнатьич?
– Так точно, комиссар, – с нажимом, будто пересиливая себя, ответил щуплый.
– Расчехляй остатки ужина, Филька, жрать хотим как волки!
«К худому», – вновь подумал Филимон, но все равно пошел к печи. Отодвинул заслонку и достал ухватом горшок с едой. Из подпола старик достал плошку с солеными грибами и маленькую кадку с кислой капустой.
– Бать, а покрепче есть чего? – Бородач понюхал крынку с квасом.
– Митрий Макарыч, служба ж ведь… – попытался запротестовать Котков.
– Оставить, сержант Котков, – взревел бородач, – ты мне еще будешь указывать! – Он сплюнул на пол, потер бороду и продолжил, уже смягчая голос: – Может, нас завтра колчаковцы схватят, так хоть последний раз дурнуть.
Сержант Котков потупил взгляд. Чуть погодя расстегнул ворот тулупа и снял шлем, обнажая коротко стриженную русую голову и оттопыренные уши.
– Да ты не дрейфь, Алеша! – Бородач придвинулся ближе к товарищу и притянул его к себе за плечо. – Комиссар Рябов научит тебя, как после хорошей свары расслабляться. Без этого можно хоть сразу на погост. Так что там с самогоном, Филька? – Рябов оглянулся на Филимона.
– Ничего нет. – Филимон покачал головой.
– А это что? – Громила Рябов вдруг вскочил с лавки. Он подпрыгнул к полкам со снадобьями, выхватил наган из кобуры и выстрелил в одну из склянок. Пузырьки попадали. С полки что-то закапало. – Думаешь, я такой дурак? Из чего настойки-то делаешь, как не на спирту! Тащи, говорю!
Комиссар Рябов перевел дуло пистолета на Филимона.
Филимон видел комиссара насквозь. Милосердия было в нем мало. Он давно перестал во что-либо верить, кроме счастливого случая. Сильное тело здоровяка съедала тихая смертельная болезнь, вызванная стенаниями души, но дух бородача был все еще крепок.
– Товарищ комиссар! – Алешка Котков вскочил из-за стола. Уши его пылали. – Простой ведь человек, не враг! Простого мужика – грех убивать…
Мальчишка был совсем из другого теста. Оказался не на своем месте, суровая лапа войны затащила его не в то логово. Сердцем он был мягок. Вся жизнь его – мучительный урок отделения зерен от плевел, поиск истины и разговор с совестью. Но и не подчиниться он не мог. Комиссар был для него всем.
– Препятствуешь командованию, сержант? – рявкнул Рябов Коткову.
– Никак нет, товарищ комиссар! – громко отчеканил сержант, но все еще продолжал стоять между стариком и Дмитрием Макаровичем. – Старик-то знахарь, а вам же надо было…
– Ну нет спиртяги так нет, – чуть мягче произнес комиссар Рябов, опуская руку с наганом.
– Я только хвори лечу, – тихо, но строго ответил Филимон.