Антон ничего не ответил и бухнулся на гладкую деревянную поверхность.
Мимо проскрипела колесами уборочная тележка. Все, что успела ухватить взглядом Марина, были тонкие, совсем как у курицы, лапки уборщицы, болтающиеся в массивных кроксах. Дырчатые широкие носки резиновых тапочек шлепали в такт бултыханию темно-серой воды в ведрах. Приятно-округлая фигурка в голубом рабочем костюме, виляя задом, довезла тележку до дальнего конца коридора, отжала тряпку и начала боевито шуровать шваброй по полу.
Марина не могла оторваться от крепкого зада, распирающего голубую ткань брюк. Покачиваясь, он надвигался на нее. Крепче сжав в руке ладонь сына, Марина отвела глаза от тревожащей ее картины и снова посмотрела на дверь палаты, где лежал ее муж. Марина закусила губу, она хотела на что-то отвлечься, но мысли снова приводили ее к образу Ванечки. Он лежал там в палате такой больной и практически высохший, с голубоватой кожей, обтянувшей кости. Этот человек совсем не был похож на ее прежнего Ванечку, ладненького, подтянутого, с ее любимыми атлантовскими руками. Мощные ладони мужа вдруг заелозили по чужой женской белой шее, стали спускаться ниже, на голую вздыбленную грудь с двумя малинами-сосками. Марину передернуло. Нет, ее Ванечка не мог так поступить с той женщиной… И с ней… и с их сыном. Марина стала раскачиваться на скамеечке. Если бы она уделяла Ване больше внимания… Ах, если бы лучше кормила его, чаще разговаривала, чаще… Боже, но ведь на ней всегда был, есть и будет Антоша. Как бы она его бросила, когда он так болеет? Нет, это невозможно. Это та женщина… Это она. Если бы она не охмурила Ванечку, он бы не захотел касаться ее белой кожи, вдыхать ее липкий дурманящий аромат.
Марина незаметно для сына прижала нос к своему плечу и сделала два глубоких вдоха. Она ничего не учуяла. Неужели она никак не пахнет? Разве такое может быть? На автомате она дернулась к сыну и хотела толкнуть его, чтобы попросить понюхать ее, но остановилась. Антоша с закрытыми глазами качал головой в такт музыке, играющей в его наушниках. Да и что сын может сказать о ее запахе? Дурость какая!
В конце больничного коридора показались двое полицейских. Один круглый, как мячик, и низкий. Кончики его оттопыренных ушей раскраснелись. Но форма на нем сидела заметно ладно, будто огроменную куртку и короткие широченные брюки шили для него по спецзаказу. Другой был высоким и худым. Чернявый, красивый. Куртка была ему коротковата, да и край брюк едва прикрывал щиколотки. Казалось, он обрядился в форму с чужого плеча.
Первый активно жестикулировал и размахивал клипбордом. Лицо его колыхалось. Видимо, от того интересного, что он рассказывал напарнику. Физиономия второго была скукожена сосредоточенностью: он нес перед собой два стаканчика с кофе и сторожил качающуюся у самых краев черную жидкость.
– Так, ну что, Петров, – громко сказал круглый, словно обозначаясь у палаты. – Недомокрушник наш в целом в поряде. Давай-ка допроси его, а я пока кофе попью.
Круглый забрал у Петрова стаканчик и вручил ему клипборд с листами и ручкой, зажатой металлической прищепкой. Высокий кивнул и уже было пошел в палату, но круглый его остановил:
– И ты тоже попей, Петров! – в голосе его звенел задор, но лицо оставалось совершенно серьезным.
Петров закатил глаза:
– Достал, Кольцов… – Петров залпом осушил свой стаканчик и вошел в белую дверь под номером «5».
Кольцов пошарил глазами в поисках свободного посадочного места. Единственный незанятый клочок лавки желтел справа от гражданки Тюшняковой. С ней они уже проводили беседу, как только выяснилось, что Иван Тюшняков напал на гражданку Хрустицкую. Рядом с Тюшняковой сидел ее сын. Уши его были заткнуты эйрподсами, голова легонько покачивалась в такт неслышной музыке.
Марина, взяв Антона под руку, аккуратно подвинулась вместе с ним.
– Здравствуйте, капитан Кольцов. – Она кивнула на освободившееся место рядом.
– Приветствую, – скомканно ответил Кольцов. – Главврач дал добро на допрос. Потерпевшая написала заявление.
– Что теперь с ним будет? – осторожно спросила Марина.
– Как решит суд. – Кольцов дернулся от сделанного глотка. От стаканчика все еще шел пар.
– Вы поймите, мой муж не мог ни на кого напасть. Он ни разу и пальцем меня не тронул, не посмотрел косым взглядом. А та девушка… я просто уверена, она его спровоцировала!
– Мальчик, гражданка Тюшнякова!
– Что мальчик?
– Он видел, как ваш муж склонился над гражданкой Хрустицкой и занес над ней окровавленный камень.
– Мальчику могло показаться!
Об пол звонко стукнулась пластиковая швабра.
Кольцов и Марина одновременно повернули головы в сторону источника шума. Фигуристая уборщица-казашка, уже докатившая со своей тележкой до них, возмущенно сверлила взглядом Марину.